— Сладкая, я не шучу. Тим никогда не ошибается. Если он сказал, что там были другие люди, значит это правда, — скороговоркой сказал я, — Будь хорошей девочкой, выйди тихонько из этого номера, закрой за собой дверь и быстренько уноси оттуда ноги.
— Ты параноик, — со вздохом произнесла она, — Где же моя сумка… — приглушённо запричитала Оля, возясь в каких–то вещах.
— Оля. Быстро. Уходи. Оттуда, — чётко по словам сказал я, заводя машину, — Я буду через сорок минут.
— Пффф, — послышалось из трубки, и она отключилась.
— Вот овца! — вырвалось у меня, и я звезданул рукой по рулю.
Выезжая с парковки на дорогу, заполненную машинами, я набрал Тимура:
— Ты далеко от Прибалтийской?
— Минутах в десяти, а что? — переорал орущую у него в машине музыку Тим.
— Оля там, в своём номере.
— Что за бред? — сказал Тим, сделав звук потише.
— Двигай туда, я не успею. Возле офиса пробка.
— И что мне с ней делать, с Олей твоей? — прорычал Тимур.
— Задержи до моего приезда или вези ко мне домой, если в гостинице небезопасно.
— Ясно, — отрезал он.
Я отшвырнул телефон на соседнее сиденье и сжал зубы, ощутив навязчивое желание закурить. Оно отозвалось зудом в пальцах, и мне пришлось вцепиться в руль сильнее, чтобы хоть как–то этот зуд унять.
Давненько я не думал о сигарете. Если мне не изменяет память (а она, в общем–то, мне никогда не изменяет) года с 2008.
Первое, что я заметила в своём номере — это беспорядок. Точнее какой–то… Не мой беспорядок. Я никогда бы не бросила туфли у входа, я всегда снимала их по пути к месту назначения. В этой гостинице — это была кровать или душ. Сейчас мои вчерашние туфли, которые я обувала на встречу с Лазарем, валялись в углу у двери; хотя я уверена, что вчера оставила их около ванной.
Второй странностью оказалась пепельница. Она была пуста и вымыта, хотя на ручке двери висела красная табличка с надписью «Do not disturb», которую я вчера днём собственноручно повесила туда. Горничная не могла заходить сюда, увидев такую табличку, это — факт.
Вспомнив слова Лазаря, я было попятилась к двери, но потом вспомнила, зачем я сюда пришла. Я кинулась к кровати, чтобы переворошить бельё, создавая ещё больший беспорядок. Потом я залезла в шкаф, и скинула пустые вешалки на пол. В ванной я не нашла ничего, кроме своей раскрытой косметички с контактными линзами разных цветов и актёрским гримом. Я снова вернулась в комнату и огляделась, прижав вещь к груди.
Оглядывалась я до тех пор, пока правое плечо не пронзила острая боль.
Я рухнула на пол. Баночки, контейнеры и тюбики рассыпались, в воздухе начали летать частички минеральной пудры. Запахло сладковатым ароматом роз, паркетным лаком и моей кровью.
«Молчать» — отозвался разум, когда от жгучей боли захотелось вскрикнуть.
И я замолчала. Так я и молчала, лёжа на полу четыреста четвёртого номера гостиницы «Прибалтийская». До тех пор, пока перед моими глазами не показались чёрные кожаные кроссовки Nike.
— Живая? — сухо спросил сиплый голос, потрогав моё плечо.
Я медленно кивнула, проехав щекой по тёплому деревянному полу. А затем меня накрыла темнота.
Я вбросил монетку в аппарат и посмотрел, как поднимается шлагбаум. Проехав на верхний этаж парковки, я вышел из машины и поправил резиновые перчатки, которые изнутри стали покрываться жёлтыми пятнами от моих ладоней.
Знаю, знаю, есть тальк. Но проблема в том, что тальк оставляет следы. Мелкие частички, которые криминалисты распознают как Mg3Si4O10 (OH) 2. В теории, если верить чему–то вроде «Закон и порядок», «СиЭсАй» и прочим сериалам о трудовых буднях патологоанатомов, экспертов и следователей; то эти частички могут даже рассказать, кто был производителем порошка и где он был куплен. Поэтому, я не использую тальк. Я не должен оставлять следов.
На крыше было душно. В Москве стоит неимоверная жара, и, такое ощущение, что тут она усиливается. Ветер сильными порывами гоняет сухой воздух и городскую пыль; Солнце, ставшее ближе на несколько сотен метров, жарит и обжигает. Отвратительно.
Закончу дело, и пойду на покой. Давно пора. Куплю домик, заведу собаку. Открою какой–нибудь небольшой бизнес. Легальный, естественно; хватит уже убийств. Плохо это влияет на мою голову. Хотя, на чью голову такая работа влияет хорошо?
Вытащив винтовку из кейса, я посидел ещё немного, привалившись спиной к бетонному ограждению. Потом передёрнул затвор, присел в стойку, и посмотрел в оптику.
Женщина с ребёнком. Кусты, кусты, кусты.
Продавщица киоска. Скамейка, кусты, кусты.
Мужик на скамейке. Кусты, кусты, ещё одна скамейка, пустая; и кусты, кусты.
Блондинка в чёрном платье идёт по тротуару. Лестница в метро.
Цель.
И снова в обратном порядке.
Цель. Блондинка. Мужик. Продавщица. Женщина–ребёнок.
Вдох, выдох. Палец опускается на курок. Щелчок–выстрел.
Блондинка падает.
Передёргиваю затвор, щелчок–выстрел.
Мужик летит со скамейки лицом вниз.
Затвор–щелчок–выстрел.
Цель рухнула на асфальт, так и не дойдя до метро.
Затвор–щелчок–выстрел.
Продавщица.
Затвор…