Игги Поп. Вскройся в кровь

Работа была непростая – у Висконти сложилось впечатление, что весь материал остервенело свален в кучу в едином творческом порыве, – но через пару недель они втроем разгребли запись, создав «великолепный новаторский ландшафт, – говорит Висконти, – полный тревоги и муки». (Похоже, что изначальные миксы, сделанные Тибо, сохранились на “Sister Midnight” и “Mass Production”.) Позже пластинка получила название The Idiot – в честь мудрого, но сумасшедшего князя Мышкина, героя романа Достоевского, который оба часто называли в числе любимых книг, – и знаменовала радикальные перемены для обоих своих архитекторов, причем надо сказать, что гений Боуи проявился, как всегда, и в выборе подходящего партнера. Было совершенно ясно, что мир будет шокирован, увидев упертого рокера, того самого, кто кромсал себя битым стеклом и пачкался арахисовым маслом, в роли фронтмена такого напряженно-минималистичного, электронного, восхитительно европейского произведения. Но и Джим интуитивно понимал и весьма ценил этот эксперимент, ведь он к авангардной музыке питал не менее глубокий интерес, чем Дэвид. Ну и что, что последний его культурный опыт состоял в ночевках в гараже на пару с мужчиной-проститутом, – но ведь это именно Джим вышел из продвинутого университетского кампуса, выступал с соратником Гордона Маммы и Роберта Эшли, видел второй выход в свет уорхоловского шоу Exploding Plastic Inevitable еще в марте 1966 года и уже десять лет назад имел представление о концертах, где «голая женщина играет на виолончели, пока кто-то лупит молотками по струнам рояля», – по сравнению с этим послужной список Боуи выглядел довольно провинциально.

Джим был открыт для самых что ни на есть смелых идей Боуи, и они его вдохновляли. «Он только подгонял мне отличные мячи, и я ловил каждый», – говорит он сегодня, хотя, порывшись в памяти, все же выкапывает один номер, от которого отказался, – забавную дразнилку, которую Боуи спел ему под акустическую гитару: “Iggy Pop, Iggy Pop, when are you going to stop?” (Песенка, однако, записана и валяется где-то на полке.) В остальных случаях они понимали друг друга буквально с полуслова, причем Боуи советовал Игги почаще применять низкий баритон, известный по пластинке Fun House, и экспериментировать с повествовательными текстами вроде “Dum Dum Boys” (в замке эта песня еще носила название “Dum Dum Days”). Некоторые приемы уже известны по пластинкам The Stooges, например, когда четкая структура песни несколько отходит в сторону, следуя за воспоминаниями Игги, – как он впервые увидел Скотта и Рона Эштонов возле аптеки “Marshall’s” и был «крайне впечатлен… а кроме меня никто, вообще никто…» (“most impressed… no one else was impressed, not at all…”).

Позже «берлинская» трилогия Боуи – или, как он ее называл, «триптих» – будет воспринята как «холодная», практически ледовитая. Что касается ее предшественника-«Идиота», то, невзирая на весь сурово-изысканный модернизм, он как раз демонстрирует человечность, вплоть до юмористического дурачества. “Nightclubbing” – вся такая германская, роботоподобно-медленная, до невозможности позерская, пока не распознаешь музыкальную цитату из старинного соперника Боуи по глэму Гэри Глиттера, а в “Tiny Girls” отсылка в другую сторону – к “Ne Me Quitte Pas” Жака Бреля. В песне “China Girl” в полной мере проявляется умение Боуи создать духоподъемный музыкальный бридж – строчка “I’ll give you television” предвосхищает аналогичный прием в других его вещах, например “feel all the hard time” в “Absolute Beginners”. И тут же текст Джима подрывает несложность сообщения, когда он грозится разрушить все своими западными привычками и мегаломанией. Несколько напоминая своей мрачной палитрой Fun House, The Idiot тем не менее представляет собой решительный уход от той музыки, которую Игги делал со своей группой, – что, безусловно, не случайно. Так же как и Fun House, The Idiot останется пластинкой, которую скорее уважают, чем любят, рецензии на нее выйдут в основном нейтральные, – пока не станет ясно, что альбом, выпущенный аккурат перед тем, как нахлынула волна панка, предвосхитил исторически следующий саунд, саунд пост-панка.