Ещё до появления пластинки в магазинах группа снова отправилась в тур, и публика им радовалась и даже приходила в экстаз. Музыка звучала крайне неаккуратно, но мощно, и Игги явно был все еще на коне – а в лучшие моменты даже мог ясно мыслить. В феврале 81-го в Нью-Йорке они появились в телешоу Тома Снайдера. Получилось очень весело: сыграв с отчаянным напором “Dog Food”, Джим сперва еле переводит дыхание и только нечленораздельно мычит, а потом, в ответ на предсказуемый вопрос о его «мультяшной» панковской сущности, блестяще описывает разницу между аполлоническим и дионисийским началами в искусстве – у Снайдера аж челюсть отвисла. По этому интервью хорошо видно, с каким непониманием постоянно сталкивался Игги: всех интересовало битое стекло да кровища, а вовсе не музыка. Однажды Джим прямо расплакался, жалуясь Майку Пейджу, как его достала роль «Дона Риклза от рок-н-ролла», который знаменит только тем, что оскорбляет публику. Впрочем, обычно он топил эти чувства в алкоголе. «Приходилось напиваться на сцене, чтобы все звучало как следует, вот что хуже всего. Боялся играть трезвым. Иначе не получалось как следует». Увы, аванс от «Аристы» почти целиком сожрала запись, и оставалось лишь продолжать в том же духе.
С точки зрения Айвена Крала, коммерчески успешная пластинка, которую он надеялся сделать для Игги, превратилась в дурную шутку, и в группе ходил слух, что однажды в Нью-Йорке, прямо на улице, на него накинулся Дэвид Боуи: «О чем ты вообще думал?» Крал, искренне и страстно любивший свое дело, поначалу собирался «всегда приглядывать» за Игги, но потом начался тур в поддержку альбома
Пришлось искать замену. Гитаристом в туре стал Гэри Валентайн, бывший басист Blondie и автор их хита “(I’m Always Touched By Your) Presence Dear”. Кроме того, к команде присоединился клавишник Ричард Сол из группы Патти Смит (продержался до 3 сентября). Для Валентайна, как и для его предшественников, тур с Игги превратился в одно «мутное пятно» – бесконечный ряд концертов, зачастую в каких-то «крысиных норах», держались только на алкоголе и на вдохновении от того, как выкладывается Игги: он был все еще гибок, как Нижинский, и даже в нынешнем далеко не звездном положении оставался, говорит Валентайн, «определенно одним из лучших концертных артистов, которых мне довелось видеть. Не помню, чтобы я хоть раз после концерта чувствовал, что он не дотянул, сплоховал. Мы вот пару раз сыграли слабовато – и он нам устраивал разборки».
Даже Карлос Аломар, вместе с барабанщиком Blondie Клемом Бёрком присоединившийся к гастролям в октябре, счел, что у Игги «все под контролем», – хотя, конечно, все это было очень непохоже на рафинированную атмосферу туров с Боуи. Карлос научился одеваться в черную кожу – она неплохо защищала от пива, которым публика постоянно плескала в музыкантов. Особенно запомнилось ему выступление в Новом Орлеане, на кораблике: когда отчалили, бежать уже было некуда. «Игги появился в коротенькой маечке и чулках в сетку, а хозяйство-то у него конское: к середине первой песни там уже такой стояк, что издалека видно, и при этом поет как в последний раз. В какой-то момент он, по-моему, просрался прямо за порталами. Мы такие – что за вонь? Черт-те что творилось». Вообще Карлосу этот опыт понравился, да и Клем Бёрк позже признался новым товарищам, что те три месяца были лучшим туром в его жизни. «Уж точно самым диким», – говорит он теперь, а Гэри Валентайн вспоминает «отчаянных клиенток», которые после концертов набивались в гримерку и становились в очередь. «Вообще говоря, ни кожи ни рожи. Может быть, они хорошо умели удовлетворить его запросы, не знаю. Помню, одна говорит [Игги]: “Your cock never tasted as good until it was in my cunt”. Или что-то типа того. В выражениях вообще не стеснялись. Однажды затесалась новенькая, непривычная, и такая: “Боже мой!” Она в жизни ничего подобного не слышала».