Это был типичный пригород Лондона: расположенные в ряд плотно прилегающие друг к другу жилые дома, высокие и узкие, с суровыми фасадами, аккуратными палисадниками и железными воротами, наглухо закрытыми в столь поздний час. Плотно задернутые шторами окна этих домов светились в темноте, что царила снаружи. В сонной тишине лишь изредка можно было различить далекий шум городских магистралей или тихие шаги припозднившегося соседа, лай собаки, шепот деревьев на ветру… Однако один из домов был молчаливее других.
Тишина.
Почти гробовая и все же никем не замечавшаяся, впрочем, как и сам дом. Проходя мимо, никто не обращал на него внимания. Дом ничем не отличался от остальных домов в округе – идеально ровная гравийная дорожка, крыльцо, чопорно украшенное подвесными корзинами с цветами, и плотно закрытая белая входная дверь, надежно защищавшая обитателей дома от внешнего мира. Снаружи все словно замерло. Казалось, даже слабый ветерок не смеет нарушить эту неподвижность.
И хотя с улицы могло показаться, будто в доме царит мертвая тишина, внутри дома, в гостиной, играло пианино. Его мелодия была столь хрупкой и болезненно красивой, что казалось, будто ее породило само молчание. Мелодия билась в окна, словно раненая птица, однако, не в силах вырваться из своего заточения, возвращалась назад и исчезала в паузах между нотами.
Сидящая в кресле женщина размахивала руками в такт музыке. Рядом с ней на полу сидела девочка. Глаза ее были плотно закрыты, и казалось, будто она зачарована этой странной мелодией. В руках девочка сжимала нить с несколькими узлами – свой науз. Она не могла слушать музыку. Она могла ее слышать, но не могла слушать. Костяшки ее пальцев были белыми как снег.
Мелодия звучала все медленнее, пока одна-единственная нота не повисла в воздухе, словно звон колокола, такой чистый, такой правдивый, полный чувств.
Девочка больше не могла терпеть. Она впустила в себя эту мелодию, на мгновение ослабив свою защиту, вдыхая полной грудью радость, что она дарила. Девочка чуть не задохнулась, когда музыка начала наполнять ее легкие. Она схватилась за горло, глотая ртом воздух, но он был слишком плотным, переполненным музыкой настолько, что девочка начала в нем тонуть.
Женщина в кресле продолжала все так же размахивать в воздухе руками.