ИГЛЫ — ИГРЫ

Пьер подобно ленивому киту не придумал ничего лучше, как опустится на глубину. Мрак, увешанный, водорослями Ламинарии и омертвевшими кораллами, кинулся, за ним следом. В фосфорном свете воды Пьер углядел на песчаном дне, блеснувший кругляшек, совсем маленький, с ноготок ребёнка.

«Вот сейчас, я коснусь её, — с надеждой подумал Безухов, вытягивая громадную конечность — плавник, по направлению к монете. (Ему казалось, что это именно давнишний, проигранный на пари, империал, лежит там припорошенный песком.) — Коснусь и спасусь. Не может быть, чтобы я не спасся. Ведь я, никому не делал зла. Желать, желал, но не сделал. И я, их всех люблю, и всех прощаю. И жену, и Долохова, и Анатоля. При мысли о людях рвавших, на части судьбу его, в разгорячённом мозгу Пьера, отчетливо, словно из кусочков цветной смальты сложилась картина:

Moscou, la ville sainte, объятая с четырёх сторон медно — жёлтым пламенем плыла в дыму и копоти на встречу грядущему. Пьер увидал себя идущим на пролом сквозь толпы жителей, потеряно метавшихся в жарком аду.

Отчаявшиеся получить ключи от города «лягушатники» под водительством Мюрата

ворвались, наконец, на пожарище и оказались между молотом и наковальней. Жажда наживы гнала французов по углям не покорённой святыни, в самое сердце пепелища. Но страх погибнуть от рук, раздавленных горем и унижением москвичей выталкивал из города прочь, как пробку из бутылки. В Москве наблюдался тот самый невообразимый хаос и безвластие, который позже и по другому поводу учёные нарекут Броуновским движением. Раздвигая толпу плечом, Пьер направлялся, на Поварскую, и оттуда на Арбат, к храму Николы Явленного, где в воображении своём замыслил он «дело».

Широкий с зазубринами кинжал в зелёных ножнах ждал своего часа под обтрёпанным сюртуком его.

Граф Безухов шёл убивать Наполеона. Ему представлялось, что со смертью Императора закончится всё. И этот чудовищный пламень, пожирающий величественный город, и война его породившая, угаснут сами собой. Он шёл, с намерением поставить кровавую точку в трагедии, написанной Вышними, силами для подмостков театра с именем: Россия.

Одно только угнетало его. Он двигался скованно, как человек до конца не осознавший последствий и тягот предстоящего. Пьер не знал точно, как будет убивать Бонапарта. Не думал, что может погибнуть сам. Он просто шёл покончить со ВСЁМ ЭТИМ, и в тайне надеясь, что ЭТОГО, не случится. Вернее, случится, но как-то само собой, без его физического участия, но при нравственном посредстве.

«Я трус. Жалкое ничтожество». — Подумал, отстранено Пьер Безухов, коснувшись,

заветного предмета.

Песок, возмущённый касанием, мутной взвесью стал, подниматься, к верху открыв, постепенно, Пьеру вместо вожделенной монеты печальное лицо князя Андрея. В глубинном пространстве лицо Болконского существовало само по себе. В не тела, которого здесь в пучине морской не было вовсе.

Лицо князя открыло глаза и усмехнулось. Оно всегда делалось открытым и добродушным при виде этого увальня в смешных, круглых очках, помещавшихся на толстой физиономии.

— Ах, мой друг, здравствуйте. Давно же мы с вами…

Пьер нисколько не удивился, услышав голос друга в своём мозгу. Напротив, удивление показалось ему не уместным, даже бестактным в подобных условиях.

3

— Душевно рад встрече Ваше Сиятельство. Однако же, вот где довелось свидеться.

— Да, да такова жизнь. Вернее, то состояние, которое здесь именуется жизнью. Впрочем, вы я вижу молодцом мсье Пьер. Какой великолепный хвост и плавники, загляденье.

— О чём это вы князь?

— Не важно mon here, главное вы теперь на всегда избавлены от ваших идиотских les bons principes.

— Вы хотите сказать! — Пьер в ужасе выпучил глаза, пытаясь под всплыть на поверхность. — Но позвольте князь…

— А, хули толку, Петруша? — горестно усмехнулся Болконский. — Что есть, то есть. Вам еще» «подфартило», как здесь выражаются. Вы, полюбуйтесь, на кого я стал, похож. Полный отстой.

Князь Андрей, несколько раз, крутнулся вокруг своей оси, давая Безухову рассмотреть себя подробно.

— А, как же прошлое, — с дрожью в голосе осведомился Пьер?

— Через как, любезный граф. — Ответствовал Болконский. — Здесь есть только настоящее, и то, не для всех.

Пьер, сделал, несколько кругов вокруг лица друга, стараясь, успокоиться. На языке его вертелось миллион вопросов, но каким-то «шестым» чувством, он понимал, что князь Андрей не удовлетворит его любопытства. Не потому, что не захочет, он просто не в силах. это сделать, так как, не знает всего. И всё же, один вопрос, самый главный, как ему казалось, Пьер не мог не задать князю.

— Скажите князь, а видение. Я полагаю, что видел нечто?

— Фрагментарное Озарение. — Равнодушно сообщил Болконский. — Здесь такое случается, почти с каждым. Артефакт. Галлюциногенное обострение в период адаптации. Со мной тоже, признаться, происходит нечто подобное, но, всё реже и реже, слава Творцу. Привык, знаете. И потом…

Князь Андрей умолк, размышляя о чём-то своём.