Иглы мглы

Швейцар считает серебро,
ладони тусклым звоном грея.
"Мол, не дождаться брадобрея",
помаргивает мне хитро.
Неужто в мире все старо,
как эта жалкая ливрея?!
Цифирью лязгает табло,
один из компонентов стресса.
Нет никакого интереса
глазеть на пыльное стекло.
Неужто неизбежно зло
и даже — двигатель прогресса?!
Конечно, можно возрыдать
о том, что Русь сгубила бритва;
и новомодная молитва,
быть может, попадет в печать
(сулит такую благодать
умов редакторских ловитва).
Но я "как все". И дам "на чай"
кусочек лунного металла.
В словах порою проку мало.
"Привет, товарищ! Не скучай!"
А то, что сердце умолчало,
мелькнет во взгляде невзначай.

28.05.

ИЗ ЦИКЛА "ЧЕРНЫЕ СТИХИ"

1
И я мечтал о невозможном,
и мне хотелось в вихре лет
оставить ясный и тревожный,
и празднично-веселый след.
Но шли года, и жизнь тянулась,
как вол в грузнеющем ярме;
когда на миг душа очнулась
сидел я по уши в дерьме.
И чем сильней ко свету рвался,
тем глубже увязал в грязи;
капкан испытанный попался:
теперь лежи и кал грызи.
Повсюду фальшь; везде трясина;
и нет спасения во мгле;
я не оставлю даже сына
на этой воющей Земле.
Ну что ж, я в мир пришел, безродный;
изгоем жил и в срок уйду,
чтоб утолить позыв голодный
Земли в горячечном бреду.
В последних судорогах оба
познаем мировой озноб,
меня родившая утроба
и безотказный вечный гроб.

2

Когда придет пора держать ответ
перед судом собравшихся пророков,
спасения не жду; прощенья нет
вместилищу столь мерзостных пороков.
Я лгал и крал, блудил и убивал,
не почитал святых и лицемерил;
все сущее бесовской меркой мерил,
и мне заказан райский сеновал.
Все перечислю смертные грехи;
введенный в искушение большое,
вдруг вспомню: есть с в я т о е за душою
про черный день есть черные стихи.
Я в них свой век ничуть не очернил,
лишь все цвета расставил по заслугам;
и Бог простит за это фальшь и ругань
и выдаст в ад мне скляночку чернил.
Чтоб изредка средь смрада и огня
в какой-нибудь землянке под Зарайском
вдруг рифма вырывалась из меня
о чем-то чистом, неземном и райском.

20.06.

ВОЗВРАЩЕНИЕ