Игнач крест

Ярослав встал, высокий и сутулый, подошел к жене, взял у нее шкатулку и поцеловал в лоб. Когда она вышла, Ярослав открыл шкатулку, погрузил в нее свои длинные пальцы, и с его ладони полились, начали стекать капельками росы жемчужные и янтарные нити бус, блеснули перстни и кольца, серебряные колты[115], тяжелые золотые браслеты, украшенные самоцветами, сверкающими, как радуга над Ильмень-озером после грозы. Все содержимое шкатулки князь пересыпал в глубокую кожаную калиту[116], на две трети уже полную.

— Это как раз то, чего мне не хватало, — пробормотал он, тщательно завязывая суму тонким и прочным шнуром, концы которого просунул в отверстие плоского и гладкого кружка свинцовой печати, и оттиснул на ней с двух сторон княжеский знак — изображение своих святых.

— Ты все запомнил? — спросил Ярослав, передавая тяжелую калиту Федору. — Ну-ка повтори!

— Я должен сказать хану, что это только почин. Что если он согласится выполнить твой наказ, то получит еще столько, сколько пожелает. Но пусть не забывает, что Новгород снаряжает супротив него несметное войско. — Боярский сын говорил шепотом с характерным присвистом, сильно раздражавшим князя и происходившим от того, что нижняя челюсть Федора выдавалась вперед и между зубами всегда была щель.

— Иди, — только и сказал Ярослав, указывая палкой с костяным навершием на дверь.

Федор молча склонил голову, спрятал калиту под корзно и пятясь удалился. Пройдя незамеченным к саням, спрятанным за кустами Спасского ручья, он погнал лошадей вдоль правого берега Волхова, с тем чтобы быстрее добраться до Торга у Ярославова дворища и затеряться среди густой толпы, бесчисленных телег и саней.

Не просто давалась Федору тайная служба у Ярослава Всеволодовича. Сколько надо было проявить изворотливости, чтобы завоевать доверие такого проницательного человека, как посадник Михалков! Боярин чувствовал себя, очутившись между Степаном Твердиславичем и князем, как зерно между двумя жерновами. Но пути назад уже не было. Если посадник узнает о его тайных сношениях с Батыем, не миновать дыбы. А не выполни он распоряжение князя, кто-нибудь из его ратников отсечет ему невзначай голову. Федор тяжело вздохнул: ему стало жаль своей молодой жизни, но посулы князя и страх перед ним двигали его вперед по этому пути к неминуемой, как ему мерещилось, гибели. «Вот и тысяцкий Петрилович уже что-то заподозрил… С другой стороны, не может же князь, живя на отшибе, не иметь в граде свои глаза и уши? Потому и любимцев заводит он с таким толком, чтобы всю жизнь Новгорода знать как свои пять пальцев. Страшен Ярослав во гневе, только хитрости и ума ему тоже не занимать! Да и щедр по-княжески, не то что посадник, тот каждую гривну, каждую куну на счету держит — не свои ведь. Да разве уследишь? Взять хоть его холопа Митрофана, не зря, надо думать, в Торжок с товарами наладился ездить. Сколько раз небось посадника вокруг пальца обводил! А открой Твердиславичу глаза, все равно Митрофан выкрутится, тебе же еще, как доносчику, первый кнут и достанется. Ничего, я еще сверну ему шею. Больно прыткий!..»

Эти невеселые мысли помогли Федору скоротать время, пока он добирался до города. Если кто и увидит его теперь, не удивится: все знали, что боярский сын любил поохотиться на монастырских землях. Вот и сейчас на дне его саней лежало три лисы и пять зайцев, убитых метким стрелком прямо в глаз, чтобы не повредить шкурок. Но, по правде говоря, кому сейчас было до него? Люди запасались кто чем мог — ждали осады, а значит, и голода. Скупали соль и муку, рожь и овес, пшеницу и сало. Цены росли, как снежный ком. С грохотом выкатывались бочки, гоготали в загонах гуси, кудахтали куры, ржали лошади.

Совсем по-другому обстояло дело в том конце торжища, где был оружейный ряд. Здесь без крика и шума бояре и холопы, меньшие и черные люди искали себе луки и стрелы, мечи и щиты, кольчуги и шлемы. Каждый выбирал оружие по руке, понимая, что вскоре его придется пустить в дело. Особенно много народа толпилось у лавки знаменитого на всю округу оружейного мастера Мирошки Жабина, высокого жилистого мужика с густыми седыми волосами, перетянутыми по лбу ремешком. Он с достоинством сидел в стороне, только изредка кося глазом на покупателей, — товар говорил сам за себя.

Федор постарался быстрее проскочить мимо, не обратив на себя внимания: тяжелый кожаный мешок, спрятанный под корзно, стеснял его движения, и он не хотел, чтобы его окликнули.

Глава XIV КНЯЗЬ АНДРЕЙ И КСЮША