Игнатий Лойола

Видимо, не в меру просветленный взгляд все же выдал истинные намерения будущего святого. Во всяком случае, Мартин заподозрил неладное и начал буквально умолять младшего брата не губить себя. Он долго водил Иньиго по замку, рисуя ужасы, ожидающие в далеком путешествии человека с больными ногами. Старший брат надеялся утомить Иньиго этими бесконечными походами по комнатам, доказав таким образом неготовность того к паломничеству прямо сейчас. Но Лойола ничем не обнаружил усталости, а предполагаемые лишения скорее вдохновляли его, чем пугали.

Тогда Мартин сменил тон и начал просить брата подумать «о том, как надеется на него народ, какой вес он может иметь». Глава рода Лойола был неплохим психологом. Он знал о честолюбивом характере Иньиго. Вот только не учел, насколько изменились его цели. Горячие речи брата не нашли никакого отклика в сердце будущего святого. Хотя сам аргумент еще раз указывает на некоторую популярность Иньиго уже в молодом возрасте.

Терпеливо выслушав старшего брата, Лойола поступил по-своему. В конце февраля 1522 года он покинул родовое гнездо и отправился навстречу подвигам святости. Чтобы не расстраивать Мартина окончательно, он не пошел пешком, а выехал верхом на мулице. С ним отправился другой брат — скорее всего, это был священник и ректор церкви в Аспейтии, Перо Лопес де Оньяс.

Глава седьмая ПАЛАДИН ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЫ

Шаги к святости — в том смысле, как он понимал это определение в то время, — Иньиго начал с первых же дней путешествия. Он убедил Перо по пути к герцогу заглянуть в местечко Арансасу, где находилось святилище Богородицы. Там он планировал провести ночь в молитвенном бдении. Скорее всего, именно той ночью он принес и обет целомудрия. Во всяком случае, так считал один из первых иезуитов, Диего Лайнес, близко знавший Лойолу и ставший его преемником.

Иньиго жил тогда совершенно в своем мире, и христианство, которое он исповедовал, несколько отличалось от общепринятого. Так, свой обет он принес не Богу, как следовало бы, а Пресвятой Деве. Очень в духе романтического рыцарства с его культом Прекрасной Дамы. Дон Кихот Ламанчский не видит недостатков Дульсинеи, поскольку она олицетворяет для него саму идею Прекрасной Дамы. Для прототипа Дон Кихота, Иньиго де Лойолы, дамой сердца становится сама Богородица. Она чудесным образом снисходит к нему, делаясь более досягаемой, чем та неизвестная царственная особа, о которой он мечтал до своего обращения.

Но что мог подарить бедный рыцарь своей Небесной Даме? Разумеется, подвиг. Одного целомудрия казалось мало, и Лойола начал практиковаться в самопожертвовании. Он попросил брата отслужить вигилию в Арансасу. Обычно вигилия (католическое всенощное бдение) проводится накануне больших праздников, как подготовка к торжеству. Но возможен и другой смысл: аскетическая практика, добровольный отказ от необходимого ночного отдыха. Именно такой подарок Иньиго с помощью среднего брата приготовил своей Даме, сдобрив его щедрой порцией страданий. К ужасу брата, он пытался простоять на перебитых ногах всю ночь, в качестве отдыха позволяя себе время от времени опускаться на колени.

Странное дело, но наутро будущий святой чувствовал себя бодрее, чем находящийся в полном здравии преподобный Перо. Поэтому Иньиго удалось отказаться от опеки брата без особого труда, тем более при Лойоле оставались двое слуг. Перо Лопес отправился в Оньяте, где проживала одна из их сестер. А наш герой поспешил в Наваррете к своему бывшему патрону. Помимо почтения, которое он хотел выказать герцогу, имелось еще одно дельце: Манрике де Лара задолжал своему доблестному подчиненному несколько дукатов.

Здесь самое время рассказать о событиях, произошедших в то время, когда храбрый идальго оправлялся от ран. Французский король Франциск I, завоевавший Наварру, удержать ее не смог. Чуть более месяца спустя после падения Памплоны, 30 июня 1521 года, он потерпел поражение при Ноайне. Позже, 28 октября, французские войска отыгрались, взяв хорошо укрепленный город Фуэнтеррабия, где скрылись наваррские правители, управлявшие королевством в отсутствие императора Карла. Им пришлось скрыться в городе Витория. Но счастливая звезда французского короля начала закатываться. На него ополчились все властители Европы, включая даже папу римского Льва X, который семью годами ранее одарил Франциска титулом «христианнейшего» короля и признал за французским двором право назначения почти во все епископства и аббатства.

Сам Лев X вошел в историю как персонаж, сильно подпортивший репутацию католической церкви. Именно он дал добро на продажу индульгенций, а его слишком ретивый помощник — монах Тецель — довел идею до абсурда, за которым последовал страшный социальный взрыв, именуемый Реформацией[20].

Не будь этого потрясения, вряд ли наш герой, мечтающий возродить золотой век рыцарской чистоты веры, оказался бы настолько востребованным. Он явно родился не в свою эпоху, но именно это несоответствие дало ему независимость от времени и возможность бороться с его вызовами.