Иго любви

Ночью Верочка бредит, вскакивает, пугается. Надежда Васильевна стоит у постели и крестит ее… Но нет у нее раскаяния. Разве искусство не выше всего в мире?.. Разве для тех минут, что нынче дал Мочалов и ей, и тысяче другим, — не стоит пожертвовать даже покоем Верочки?

Скоро конец гастролям. Скоро конец упоительному бреду… и двойственной жизни, которую она ведет вот уже скоро месяц — между грешными снами наяву и сладким обманом вымысла… Ей страшно подумать, что будет с ней, когда она проснется… Какой пустыней покажется ей этот мир! Чем наполнит она свою плененную навеки душу? Не настанет ли и для нее ад позднего раскаяния, что она не использовала минут, подаренных ей судьбой, и отвернулась от счастья, которое стучалось в ее дверь?

И Мочалов испытывает ту же тоску. Он догадывается, что Надежда Васильевна несчастна в семейной жизни… Сам он глубоко религиозный человек, и ее чувства ему понятны. Одно дело полюбить мужа. Другое дело — изменить ему. А бросить его и начать новую жизнь — еще труднее. Но с чуткостью, свойственной гениальной натуре, он понимает, что не от слабости духа Надежда Васильевна крепко держится за свое гнездо. Нет… В этом чувстве долга вся ее сила. И он невольно робеет перед этой женщиной.

И в его собственной душе нет былого огня. Все чаще предчувствие недалекого конца подкрадывается к нему после самого жаркого порыва, когда жажда поцеловать эти милые темные глаза зажигает всю его кровь, когда эта жажда сулит ему новую жизнь впереди… Была молодость и вера в себя… Нашлись тогда и силы порвать с женой. Теперь все позади… Зачем обманываться?

Накануне последнего спектакля все ужинают в городском саду. Ночь темная, душная, звезд нет. Изредка только налетит ветер, зашумит деревьями и упадет бессильно. Грозы ждут уже второй день.

Надежда Васильевна недолго сидит с гостями. Она не может подавить своей тоски.

— Что это вы такая бледная! — удивляется Щепкин.

— Голова болит… Я лучше пойду домой!..

Она прощается со всеми. Мочалов на секунду задерживает ее руку в своей… С невольным трепетом она поднимает на него глаза. Что хотел он сказать ей?.. Безумная тоска ее взгляда мгновенно передается и ему… «Скоро конец… конец…» — думает она.

«Скоро конец… конец…» — думает он.

— Я провожу вас, — внезапно говорит трагик и встает. — Я не прощаюсь, господа… Я скоро вернусь…

Мосолов следит за ними с кривой, застывшей улыбкой…

И вот они опять на скамейке, под каштаном…

Всю дорогу они шли быстро-быстро и не обменялись ни одним словом, точно знали, куда и зачем спешат… Но молчания своего не замечали.

Она в белом платье. Легкий шарф спустился с плеч. И хотя он сидит поодаль, на другом конце скамейки, ее дрожь, ее смятение, как ток, передаются ему, сближают их, сливают их души в одном порыве. Ему кажется, что это от ее смуглого лица, от ее поникшей фигуры веет на него таким зноем. У него тихонько кружится голова. Чем это так сладко пахнет? Цветами? Или это аромат ее платья, ее тела?

Она не в силах выдержать это жуткое молчанье. Она судорожно сжимает руки. Из груди рвется жалобный крик:

— Павел Степанович… прочтите стихи!.. Вы обещали… помните?.. Прочтите мне что-нибудь из Козлова… или из Кольцова…

Он вздрогнул. Этот голос выдал ее…

Что же теперь? Что? Желание и страх борются в его сердце. Страх перед душевным бессилием, перед знакомым ему безразличием, так часто охватывающим его на сцене… Уступить желанию легко… Но разве она из тех, кого бросают после минутного порыва? Не потребует ли она жизнь за жизнь?.. А что может он ей обещать? Он знает себя… Душа его гаснет. Она слишком ярко горела…

Он встает и отходит в тень деревьев. Сложив руки на груди и прислонившись к дереву, он читает ей балладу Кольцова о том, как муж застал жену с любовником. Они схватились за ножи, и любовник зарезал мужа. Окровавленный, лежит он у ее ног. Теперь некого бояться… Никто не помешает…

— Что ж ты, милая, вся как лист дрожишь?
С детским ужасом на меня глядишь?
Уж не будет он караулить нас,
Не придет теперь в полуночный час…
— Ах не то, чтоб я… Ум мешается…
Все два мужа мне представляются…
На полу один… весь в крови лежит…
А другой… смотри… вон в саду стоит…»

Дрожь пробегает по телу Надежды Васильевны. Но не потому, что шепот Мочалова и его жизненная дикция создают жуткую иллюзию… Ей показалось, что в окне мелькнуло лицо ее мужа… Она встает.

— Спасибо вам!.. Спасибо!.. Я вернусь сейчас… Взгляну на Верочку… Подождите!..

Почему ей так страшно?.. Она обегает весь дом… никого… Поля спит… Мосолов не возвращался. Но ей еще страшнее оттого, что ей померещилось его лицо.

Когда она возвращается, Мочалов сидит на скамье, весь поникнув.

— Слушайте, — говорит он страшным голосом. — Я прочту вам мои любимые стихи: Вечерний звонКозлова…