Иго любви

Поминутно раздавались звонки. Входили знакомые, приводили своих знакомых. Оглядывали, критиковали, щупали полотно и материи, нюхали меха, дули на них, щелкали пальцами по серебру, взвешивали его на руках, ахали над бриллиантами и над персидским ковром. У всех разгорелись глаза, развязались языки. Монограммы с короной на белье, мастерски вышитые Аннушкой, произвели впечатление. Филипповна и Пафнутьевна, две свахи, две ходячие газеты города, рысьими глазами разглядывали выставленные вещи, всему делали оценку, на виду восхищенных дам, испускавших крики зависти, пропускали через обручальное кольцо ценную турецкую шаль и китайские шелковые шарфы. Были тут и две факторши и один ростовщик, — это уже под вечер, когда схлынула волна «господ», но к их мнению прислушивались свахи.

Ни Надежды Васильевны, ни Веры не было дома. Весь день они провели у генеральши Карповой. Надежда Васильевна все металась по комнатам, не находя себе места, подбегала к окнам, глядела на часы, вздыхала и раскладывала пасьянс. Вера украдкой наблюдала за нею и пожимала плечами. Она ничего не понимала.

Генеральша Карпова, молчаливая и величественная, как Будда, в своем новом платье по де суа (peau de soie) и в дорогом чепце, с турецкой шалью на плечах, неподвижно сидела на диване в гостиной Нероновой, милостиво отвечала на поклоны входившей публики и нюхала соли из граненого флакона. Все показывали Поля, Аннушка и Настасья. Они же, когда дверь заперлась за последним посетителем, все уложили вновь по сундукам и ящикам.

— Ну?.. Во сколько оценили? — с порога крикнула вернувшаяся Надежда Васильевна. А глаза от нетерпения так и прыгали.

— В семнадцать тысяч рублей, — томно объявила утомленная генеральша. — Поздравляю тебя, душа моя!

— Как в семнадцать! А жемчуг мой?

— То особ статья, — запела Поля. — Его в десять тысяч оценили. Честь имеем поздравить! Не каждый помещик али купец столько за дочерью даст. Пожалуйте ручку!

Лицо Надежды Васильевны исказилось. Она тяжело села в кресло и истерически зарыдала. Все заметались. Побежали за водой, за каплями. Вера стала на колени перед матерью.

— Мамочка… милая… о чем вы плачете?

С наслаждением выплакавшись и выпив стакан воды, Надежда Васильевна погладила голову Веры.

— Ах, детка!.. Детка!.. Какая это минута!.. Не огорчайся… От счастья плачу… Ведь вот это (она указала на сундуки) все мое прошлое… вся жизнь, вся молодость… Сколько трудов, слез, борьбы, лишений! Как надо было работать, чтоб все это добыть!.. Ты думаешь, даром даются такие деньги?

— Не надо, мамочка… ничего мне не надо… Мне стыдно отнимать у вас!

— Что ты! Бог с тобой! Для кого же я трудилась всю жизнь? Вот и награда моя… Порадуйся со мной, дочка, в этот час! Теперь и умереть могу спокойно. Никто не скажет, что оставила дочь бесприданницей, что отдала ее в плохие руки.

Они крепко обнялись. Аннушка всхлипывала. Генеральша вытирала слезы.

— Завтра утром буду у жениха, все доложу, — сообщила Поля, смягчившаяся и умиленная.

Накануне свадьбы, когда Вера еще спала, Аннушка и Поля отвезли на квартиру барона все сундуки и ящики, но ключей денщику не дали. «Сама Надежда Васильевна будет завтра утром, а ты не зевай!»

— Чего учите, тетенька? И без вас командиров много, — огрызнулся рыжий наглый красавец Егор.

— Ах, уж и дерзкий же ты мужчина!.. До чего неуважительный! — прошипела Поля. — Вот погоди ужо! Молодая майорша сбавит с тебя спеси…

— Ох!.. Испугался! На ночь не стращайте!

Аннушка слабо пискнула и поперхнулась, так больно ущипнул ее денщик в темной передней.

Накануне свадьбы Вера очень устала, примеряя подвенечное платье, над которым Аннушка должна была просидеть всю ночь. Зевая и шатаясь от слабости, она подошла поцеловать руку матери. Та озабоченно перекрестила ее и тотчас ушла на кухню, чтоб с Настасьей обсудить, что надо с утра купить для свадебного ужина.

И только через час точно что стукнуло ей в голову: «Последняя ночь Верочки…»

— Боже мой! — так и вскинулась она… И зарыдала.

Всласть наплакавшись у себя, она на цыпочках вошла в комнату дочери. Никогда не забывала Надежда Васильевна перекрестить ночью спящую Веру… «А завтра ее здесь уже не будет…» — подумала она и всхлипнула опять.

Вот она тихо дышит, подложив руку под щечку, вся свернувшись в комочек, закутанная в свой атласный, стеганный на вате халатик. Малокровная и зябкая, после воспаления в легких, она всегда спит в этом халатике и снимает его только, когда утром нагреются комнаты. Так велел доктор.

Что ждет Верочку? Тот ли это суженый, которому она была назначена судьбой? Тот ли это мудрый лоцман, которому дано провести через все рифы и шквалы до мирной пристани хрупкий челнок? Страстно любить барона Вера, конечно, не будет. Да это и не нужно для счастливого брака. Но если когда-нибудь страсть проснется к другому? Если не минует ее эта огненная чаша наслаждения и боли?