Иго любви

— Да-с, Надежда Васильевна… Когда я вижу молодого человека, обремененного заботой о куске хлеба для матери или сестер, забывающего о личном счастье, о том, что он юн, что жизнь не повторяется, что жизнь не ждет; когда я вижу, молодую женщину, погрязшую в мелочах семейного быта, упорно не желающую слышать гула волны, которая бьет в стены ее тесного мирка, — мне всегда становится страшно не только за них, но и за их близких… Машинист время от времени открывает клапан, чтоб не взорвало котла… А где исход для этой годами накопляющейся энергии?.. Вот вам мой вывод: чтоб сохранить семью, женщине необходимо…

— Тише!.. Замолчите, ради Бога!.. Если Вера… Это возмутительно…

— Нужна измена? — подхватил Хлудов и весь подался вперед.

— Что такое измена? Ce n’est pas le mot… Обновление… вот что нужно… О, конечно, без разрыва, без драм…

— Вы развратник, — убежденно кинула ему Надежда Васильевна.

— Старый развратник, хотели вы сказать? Да… но я знаю жизнь. И я враг ненужного горя.

— А муж, по-вашему, как должен себя чувствовать в такой… роли? — опять вмешался Хлудов.

— Ах, муж!.. Это, знаете ли, чисто quantit'e n'egligeable… Pardon, Владимир Петрович! Вы, в сущности, не муж, а… Ромео. И к вам все эти теории подходят менее всех. Муж ничего не должен знать из того, что переживает жена в его отсутствие…

— Знаете что, Антон Михайлович? Я положительно запрещу Вере вас принимать! Вы… далеко не безвредный человек…

Она так рассердилась, что большого труда стоило ее успокоить. Этот разговор произвел на нее почему-то тяжелое впечатление, хотя она так привыкла к парадоксам Лучинина.

Трагик М***ский явился с визитом неожиданно постом, по дороге в Москву. Он был тогда в расцвете сил и в разгаре славы. Сплошным триумфом были все его гастроли. Высокий, стройный, во фраке, в модном пальто нараспашку и в цилиндре — он был великолепен, барич с головы до ног.

— Ах! — восторженно сорвалось у Аннушки, отворившей ему дверь.

— Что случилось, милая? — спросил он, наклоняясь над нею и тонко улыбаясь красиво очерченными губами.

Поля мгновенно узнала его и, вспыхнув от удовольствия, отвесила низкий поклон. Он сбросил ей на руки пальто.

— Надежда Васильевна дома? Доложите… М***ский…

Неронова видела его в окно, когда подъехали его дрожки. Вера вышивала в пяльцах.

— Да никак это М***ский? Уходи, Вера!.. Спрячься сейчас! Я не хочу, чтоб он тебя видел! — испуганно крикнула Надежда Васильевна. А сама бросилась в спальню, чтоб напудриться. Лицо ее запылало.

— Что такое? — удивился Хлудов, входя за женой в спальню.

— Это М***ский приехал, мой товарищ… Пожалуйста, будь с ним любезен!

Вера подобрала работу, взяла книгу и скрылась беспрекословно.

Надежда Васильевна забыла прибавить: «Я не хочу, чтобы ты его видела!..» Скажи она так, и Вера бесстрастно покорилась бы и этому приказанию. Теперь, уступая любопытству, она глядела на актера в щелку, между дверью и портьерой, пока он целовал руки Надежды Васильевны.

Да. Она никого не видала красивее. Рост, сложение, синие глаза, высокий лоб, волнистые белокурые волосы, светские манеры, самая речь его, барственно-тягучая, с фатовскими нотками, его небрежно-насмешливое выражение — все было в нем обаятельно.

— Ах, какой прекрасный мужчина! — лепетала Аннушка, хлопоча у буфета.

— Д-да… Вот уже подлинно на погибель нашей сестре родился, — задумчиво подтвердила Пелагея.

Увидав гостя, Хлудов невольно вспомнил все, что говорила о нем жена, и не мог преодолеть своей враждебности к этому великолепному экземпляру самца-хищника. Когда Надежда Васильевна представила его: «Мой муж… Хлудов…»— глаза М***ского весело блеснули, а у Хлудова зарделось лицо. Он ни одного слова не проронил с гостем. Впрочем, его настроения никто не заметил. Надежда Васильевна с упоением слушала остроумную речь гостя и часто смеялась звонким нервным смехом. Для нее, «закисшей» в четырех стенах своего гнезда, все закулисные сплетни и интриги, все театральные события были так интересны…

— Значит, решительно отказался идти на казенную сцену?

— Нечего мне там делать… Им не таланты, а чиновники нужны… Вы же знаете мой характер? Вот вы же не пошли к ним?

— Ах, голубчик, понимаю тебя! Конечно, в провинции мы с тобою короли. Мы условия диктуем. Свобода — великое дело… А где сейчас Эвелина? С тобой?

— Нет, в Харькове осталась. Привезу ее и детей сюда на Пасху.

— Ждем, ждем… Все ложи уж давно расписаны… У меня, Николай Карлович, тут приятель есть… Умница, за границей бывал, всего навидался. Говорит, что такие артисты, как Мочалов, родятся раз в столетие, а такие, как ты, раз в пятьдесят лет…

— Вот как!.. Дайте ручку!

Хлудов глядел, как М***ский целовал руку его жены: все пальцы перетрогал своими насмешливыми губами, уверенно, с небрежной манерой пресыщенного светского «льва»… «А она, кажется, довольна?»