Иго любви

— Она — дура — воображает, что он никогда не изменял ей!.. — говорит Калитина, красивая grande coquette. — И какой принцессой себя держит!.. Конечно, он умен, за кулисами не заведет интрижки. А уж на стороне никому спуску не даст…

— Вы знакомы с Терещенко? — невинно спрашивает она Неронову на генеральной репетиции.

— Ах… это… первая киевская красавица?.. Нет… А что?

— Стран-но!..

Ее ужимка, злой блеск ее глаз договаривают остальное.

Нероновой обидно, что она не может совладать с собой и остаться бесстрастной.

— Что такое странно? — тревожно подхватывает Мосолов, неслышно подходя к группе товарищей.

— Ах… вот и вы!.. Я удивляюсь, что вы до сих пор не познакомили вашу жену с Терещенко? Ведь вы сами так часто с нею катаетесь…

Мосолов видит быстрый, жгучий взгляд жены. Он краснеет до корней волос. Надежда Васильевна молча отворачивается и идет на сцену.

Но удар попал в цель. Репетиция вся скомкана. У Нероновой сразу пропал голос. Глаза погасли. Калитина торжествует. Мосолов, как побитая собака, идет за женой.

Она его ни о чем не спрашивает, ни в чем не упрекает. Но ему страшно от ее молчания… Он предпочел бы слезы, истерику, скандал, даже побои… Все это он тысячу раз видел у других… Он оправдывается, клянет бабьи сплетни. Что из того, что он покатался раз-другой с Терещенко?.. Он у них бывает в доме, играет в карты. Его на руках там все носят… В бенефис за ложу заплатили двести рублей. Где найдешь таких друзей, как они?

«Отчего же ты так покраснел? Зачем ты нынче промолчал?..» — хочется ей крикнуть ему в лицо. Хочется молить его, чтобы он разрушил эти отвратительные подозрения, что выползли, как гады, из каких-то мрачных глубин, и обвились вокруг ее сердца. Ей так страстно хочется поверить…

Но она молчит. Она не в силах допрашивать. Страшная тяжесть легла на сердце. Одно она знает твердо сейчас: уходит не счастье ее — оно давно ушло, — а бледная тень ее прежнего счастья, за которую она судорожно цепляется в силу догмата, Из потребности покоя.

Собрав все свои силы, она едет в театр… Но ничто не манит… Ничто не радует. И сердце не бьется от страха перед новой ролью. В душе поднялись какие-то мутные волны, и даже солнце искусства бессильно отразиться в них, бессильно озарить их до дна.

Что случилось?.. Почему обман Хованского, это первое разочарование в любви, не носило в себе такой жгучей отравы?.. Не потому ли, что она никогда, ни одного мгновения не связывала с Хованским своей судьбы и всегда знала, что он — не пара ей, что он принадлежит другому миру и исчезнет из ее жизни так же внезапно, как появился?.. Не потому ли, что, не веря в любовь Хованского, она поверила в страсть Мосолова и доверчиво пошла с ним рука об руку — на всю жизнь?.. На всю жизнь!.. Любовник мог изменить ей. И с этим она заранее готова была мириться. Мосолов ей муж… И если этот слух оправдается…

Но горячий и трогательный прием публики смягчает ее сердце. Со второго акта только она овладевает ролью. Она хороша, она поэтична в Джульетте-девочке, еще не знающей страсти, когда с балкона она кидает в душную ночь свои наивные признания, подслушанные Ромео.

Как меняется зато она вся в знаменитой сцене на балконе, когда Ромео-любовник покидает ее спальню! В Джульетте проснулась женщина. Страсть южанки горит в ее глазах, дрожит в ее голосе. От нее веет обаянием женственности. И нет ни одного мужчины в зрительном зале, который в этот вечер не был бы влюблен в Неронову.

Надменное лицо Бибикова покраснело, и смягчилось выражение его глаз. Он перегнулся через барьер, и аплодирует бенефициантке, когда ей подносят от него роскошный чайный сервиз из массивного серебра. Единодушно рукоплещет публика, видя, что из оркестра подают лавровый венок от киевских студентов. Муж ходит около, смиренный, ласковый. Глядит в глаза, как провинившаяся собака. Но жена ни разу не улыбнулась ему. Инстинкт подсказывает ей, что, будь он прав перед нею, сплетня возмутила бы его, вызвала бы его протест.

Близится Пасха. Надежда Васильевна говеет с детьми. Много молится. Часто плачет в одиночестве.

Мосолов опять стал невидимкой. Живет дома, точно в гостинице. Не всегда обедает. Возвращается поздно…

— Дела, Наденька, — отвечает он на суровый взгляд жены. — Я антрепризой заняться хочу… В Одессу поедем на будущий год. Мне Востоков свое дело передает.

Она успокаивается на время. Она жаждет спокойствия.

Но опять ползут откуда-то гнусные сплетни об арфянке, на которую разоряется Мосолов.

Надежда Васильевна слишком горда, чтобы делать бесполезные сцены. Она замкнулась в себе… Она не отказывает мужу в ласке. Разве это не ее обязанность? На самом деле ей просто страшно… «Прогоню его, а он пойдет к другой. И кто будет виноват?..» Даже и в эти минуты она выдержанна. Никогда не приласкает сама. Никогда не забудется… Но ласки Мосолова жгучи по-прежнему. Нет… Даже больше прежнего. Есть в них какое-то скрытое отчаяние, какое-то предчувствие конца. Он слишком страстно уверяет ее в своей любви.

— Не верю!.. — срывается у нее один раз.

— Почему?.. Почему?..