Иго во благо

Рядом на Северных с дедом и бабушкой жили ещё две немецких семьи, тоже лютеране. И стали они все ходить в православный храм – в Крестовоздвиженский. Дед только по великим праздникам, а бабушка – да. Крестовоздвиженский в 1937-м закрыли. За два года до этого власти вознамерились повесить на него замок, сначала закрыть, а потом снести. Москва двумя руками приветствовала местную инициативу, но верующие отстояли, вымолили храм. Вновь открыли Крестовоздвиженский собор в войну, в 1943-м.

Не знаю, перекрещивались деды в православие или нет, моего отца, скорее всего, в Крестовоздвиженском крестили, но не сразу после рождения. Родился после закрытия храма, в 1938-м. Где и когда крестился, не знаю. После его смерти я с сёстрами растерялся: можно или нет отпевать батю – крещён или нет? Потом вспомнили, он крестный отец своего племянника. Значит, и сам крещён. Отпели, как полагается.

Бабуля любила в нашу церковь ходить. Хорошо по детству помню, придёт и восторгается: «Как поют! Вы бы только знали, как хорошо поют!» Лицом светится…

Перед смертью увидела сон, будто вышла за порог дома, подняла глаза, а небеса разошлись, в них храм открылся храм, полилось сверху ангельское пение…

Глава третья

Семья и рогатый

Где-то вычитал, за каждой семьёй закреплён рогатый. Если монархия – власть, учреждённая Богом, то семья – Богом благословенный союз. Монарх венчается Богом на царствие, на союз со своим народом, мужчина и женщина соединяются Богом на вечный совместный путь.

«И оставит человек отца и мать своих, и прилепится к жене своей, и будут двое едина плоть».

Задача врага рода человеческого – разрушить Богом освящённый союз, свести на нет, расправиться с чудом – два чужих по крови человека становятся царством, церковью, самыми близкими на земле людьми. Рогатый из кожи вон лезет, дабы устроить революцию среди двоих, уничтожить царство, разрушить церковь. Каждая семья сталкивалась с подобным: вдруг ни с того ни с сего поднимается в доме пыль до небес, искры летят, тарелки свистят, разлетаясь на мелкие кусочки, оскорбления как из рога изобилия сыплются… Стихийное бедствие на ровном месте. А когда всё уляжется, ни муж, ни жена понять не могут – из-за чего сыр-бор разгорелся, разыгрался, вспыхнул. Ведь еле заметный пустяк вызвал светопреставление!

Ну, а уж если неутомимый революционер с рогами поймает кого из супругов на крючок, тогда и вовсе держись.

Что произошло у меня?

Будущую жену первый раз увидел в ореоле. Работал на заводе, мне двадцать три года, обеденный перерыв, иду вверх по широкой лестнице, народ, кто поднимается, кто сбегает вниз, навстречу мне спускается девушка – с головы до пят в ореоле. Вокруг полно заводского люда, и только она одна в радужном ореоле. Зелёное платье, пышные каштановые волосы… И – ореол.

Было это осенью, а весной мы сыграли свадьбу.

Свадьба прошла комом. Потом говорили, вам сделали наговор. Я отчаянный атеист, впервые в жизни задумался: неужели такое возможно? У нас на заводе работала девчонка баптистка. У меня в голове не укладывалось, как в наше время можно верить в Бога? Ладно, бабушка моя, древний малограмотный человек, тут на два года младше меня и верит…

Началась кутерьма с того, что мой лучший друг Вова Долгачёв отказался быть дружкой за четыре дня до свадьбы. У меня мысли не возникало брать кого-то, а не его в свидетели. Вдруг приходит, вручает подарок, извини, не могу. По сей день его подарок, светильник бра, у нас в коридоре висит в память о Володе – скоропостижно скончался в сорок семь лет. Давай его трясти: почему не можешь? Он темнит: не получается, уезжаю. Вижу, не в том причина. И соврать правдоподобно не получается. Сыплет через каждое слово «извини». Я в шоке. Мы с ним со школы локоть в локоть. В одном классе, в одной группе в авиационном техникуме. Одно время у него дома были нестыковки с родителями, у нас жил, на одном диване спали. Спортом вместе занимались. Техникум окончили с красными дипломами, поехали поступать в Москву, в авиационный институт. Так как мы отличники, нам нужно было сдать один экзамен на «пять», и всё – зачислены. Если на «четыре» и «три» – сдавай остальные. Мы сдали на «четыре». Самоуверенности, что у одного, что у другого хоть отбавляй – к другим экзаменам не готовились. Нам срочно учебники через проводника московского поезда прислали. Оба не добрали баллов. В армию ушли по отдельности, после армии тоже в разные институты пошли на вечернее отделение. Но всё одно ближе не было друзей. Жили на Северных рядом. И вдруг отказывается быть дружкой.

По сей день для меня загадка.

После свадьбы несколько раз допытывался у Володи, что случилось? Наконец месяцев через пять говорит:

– Разве ты не помнишь, что ты мне сказал?

– Вова, да что я тебе могу сказать обидного?

– Ты сказал, что дружишь со мной, потому, что ты крутой на моем фоне…

То есть, я использую его для фона своей крутизны.