Иголка в стоге сена

«Главная опасность для меня — Бутурлин, — пронеслось в голове убийцы, — если убью его, те трое тоже отступят. Похоже, это — просто разбойники, коим московит посулил за их помощь награду. Без него они сразу утратят свой пыл, ну, а если не утратят — тем хуже для них!..»

Волкич в совершенстве владел своей страшной секирой и знал, что легко свою жизнь не отдаст — скорее, будет отнимать направо и налево чужие жизни.

Едва ли степные варвары, скакавшие за Бутурлиным, окажутся искуснее в военном деле, чем татары, бессчетно набитые Волкичем в последней войне с Казанью. Ну, а если ему не хватит собственных сил, на помощь придет пока еще живой Ворона…

Испустив боевой клич, он ринулся навстречу врагу. Московит был совсем рядом, тать уже видел решительный прищур его серых глаз и тусклый блеск нательного крестика, выпроставшегося из-под одежды.

К седлу противника была привешена тяжелая булава, но пускать ее в дело он не спешил. В отведенной для замаха правой руке Бутурлин держал смотанный кольцами аркан.

«Хочешь взять меня в плен? Давай, попробуй! — Волкич криво усмехнулся наивности московита. — Это даже лучше, что ты не взялся за булаву, так мне будет легче тебя убить!»

Чтобы заарканить врага, Бутурлин должен был разминуться с ним и, обернувшись в седле, набросить ему на шею петлю. Волкич, сам не раз пользовавшийся подобным приемом, знал, как этому помешать: нужно не дать противнику пройти мимо и оказаться у себя за спиной.

Действуя по-задуманному, тать привстал в стременах и раскрутил над головой свое страшное оружие, отчего оно превратилось во вспарывающий воздух стальной вихрь.

В былые времена татарские нукеры с ужасом разбегались прочь от одного вида бешено вращающейся секиры, но на сей раз Волкич не собирался пугать врага. Блеск и свист острой стали были призваны сбить московита с толку, не дав угадать направления, откуда придет удар.

Бутурлин был в полушаге от разбойника, когда тот атаковал его. Послушная воле татя секира вынырнула из замысловатой петли и пошла над землей навстречу московиту. Волкич знал, что от такого удара нет спасения.

Не могло быть, поскольку топор оказывался перед лицом противника в тот миг, когда у него уже не оставалось времени ни увернуться, ни отразить удар. Даже если он успевал припасть к шее коня, секира сносила ему добрую половину головы, что не облегчало его участи.

Но этот московский дьявол сделал невозможное дело. Вместо того, чтобы наклониться вперед, он откинулся на лошадиный круп, и лезвие секиры прошло лишь по его волосам, срезав прядь густого русого чуба.

Прежде, чем Волкич понял, что противник жив, на плечи ему упала петля, аркана. Взревев, словно зверь, убийца попытался сбросить ее с шеи, но аркан тотчас натянулся, и мощный рывок выдернул его из седла. Несколько мгновений он тащился по снегу за лошадью Бутурлина, хрипя от удушья и тщетно пытаясь ослабить стягивающую горло петлю.

Снег залепил ему зрячий глаз, набился в рот и ноздри. Он ослеп и едва не задохнулся. Выхватив из ножен корд, тать ударил им наугад в попытке обрубить аркан. Ему это удалось, но едва Волкич оттер глаза от снега, над ним выросла крепкая фигура Бутурлина.

— Ты!.. — злобно прохрипел душегуб, занося кинжал для удара.

— А ты кого ждал? — холодно вопросил московит, перехватывая его руку с ножом и отправляя противника ударом кулака в небытие. — Похоже, тать, нам с тобой не разминуться на сей земле!

Глава 36

День у Самборского Владыки явно не задался. С самого утра он объезжал окрестности Старого Бора в надежде изловить Волкича и его подручных. Но усилия старого рыцаря были тщетны. На всем протяжении пути от Самбора до морского побережья снежная целина оставалась девственно чистой. Единственные следы, отпечатавшиеся в то утро на снегу, были следами Самборской конной полусотни.

Достигнув северной оконечности леса, Кшиштоф понял, что промахнулся. Желая упредить противника, он попросту обогнал его, и теперь шанс не упустить татя заключался в том, чтобы, развернув отряд, пойти в обратную сторону.

В правильности такого решения Воевода убедился, когда, двигаясь вспять, обнаружил на снегу следы небольшой конной группы, пересекающие его собственный след. Похоже, злодей не стал рисковать, выходя на открытую местность, он осмотрительно переждал, когда Самборский отряд пройдет мимо, и лишь после этого двинулся к ливонской границе.

Проклиная свой промах, Кшиштоф устремился вдогонку за беглецами со всей быстротой, на которую была способна измотанная долгим переходом конная полусотня.

Не пройдя по следам татей и ста шагов, Воевода увидел зрелище, которое никак его не обрадовало. Снег, истоптанный в одном месте копытами, говорил о произошедшей здесь конной схватке.

О ней же свидетельствовали два изрубленных щита на снегу, выщербленный боевой топорик и шлем, слегка помятый ударом булавы. При взгляде на него сердце старого рыцаря едва не выскочило из груди. То был шлем Флориана, Кшиштоф не мог спутать его ни с чьим другим шлемом.