Иголка в стоге сена

Расчет Черноусого был прост: захлестнуть ноги московита веревкой, лишив его способности двигаться, свалить на снег, а там как бог рассудит…

Но он просчитался. Боярин ловко подпрыгнул, пропуская брошенную снасть под ногами, и сам ринулся в атаку.

Противник не уступал ему в проворстве. Почти неуловимым движением он проскользнул под клинком московита и, совершив еще один кувырок, подобрал со снега свой нехитрый снаряд.

Во время кувырка башлык упал ему на плечи, открыв наголо обритую голову с длинной смоляной прядью на макушке и большую серебряную серьгу, тускло поблескивающую в левом ухе.

Подобной стрижки Бутурлин не встречал ни у поляков, ни у татар. Первые обривали виски и затылок, оставляя над ними небольшой кружок волос, вторые — либо полностью брили голову, либо коротко подрезали волосы со всех сторон.

Из старых рукописей Дмитрий знал, что длинную прядь на выбритой голове когда-то носили южные Руссы, перенявшие сей обычай у гуннских кочевников.

Но проверить достоверность прочитанного у него не было времени. Плавными движениями, похожими на прыжки барса, бритоголовый воин приближался к нему, раскручивая над головой свою снасть. На сей раз он не стал метать ее в противника, а, отпустив шнур на всю длину, действовал ею, как кистенем или волкобоем.

Свинцовый груз летел московиту в висок, и Дмитрий ударил саблей навстречу в попытке обрубить бечеву, к которой он был привязан. Но бечева, сплетенная из конского волоса, оказалась прочнее, чем он расчитывал, и, захлестнув клинок, обвила его, словно змея.

Черноусый, похоже, ждал этого. Радостно крякнув, он дернул на себя изо всей силы снасть, и от резкого рывка оружие московита вылетело из его пальцев и упало далеко в снег.

Дмитрий боролся до конца. Вражий клинок взметнулся к небу, чтобы раскроить ему голову, и он, выхватив из-за голенища нож, ринулся вперед в попытке опередить противника.

Бритоголовый ускользнул от атаки, проваливая боярина в пустоту, и на ходу развернулся, пытаясь достать его саблей.

Дмитрию пришлось проявить чудеса ловкости, уклоняясь от гибельного удара. Сабля зло просвистела в воздухе, едва не задев его затылка, но в следующий миг боярин уже стоял лицом к врагу, подняв на уровне груди свой длинный нож.

Сабля взмыла к небу в грозном замахе, но вдруг замерла, словно ее хозяин раздумывал, стоит ли убивать недруга. В зеленоватых глазах пришельца, притаившихся под густыми бровями, промелькнуло смешанное чувство удивления и симпатии.

— Ты что, и впрямь, решил биться ножом против сабли? — с усмешкой проронил он на странном наречии, показавшемся Бутурлину смесью русского и польского языков.

— А что, у меня есть выбор? — вопросом на вопрос ответил Дмитрий, не сводя глаз с занесенного для удара чужого клинка.

— Э, да ты, судя по говору, москаль, а не лях! — изумился бритоголовый. — Вот уж не чаял встретить в сих дебрях москаля! Говори, куда путь держишь, шпионишь для Московского Князя?

— Тебе что за дело до того? — видя, что незнакомец держит саблю наготове, Дмитрий не спешил опускать нож.

— Ошибаешься, друже, — криво усмехнулся собеседник, — мне до всего в этом лесу есть дело. Я — Газда!

— Имя не христианское, — заметил Бутурлин, — но и не татарское. Мне оно ни о чем не говорит.

— Это не имя, а прозвище! — хохотнул незнакомец, сверкнув на миг ослепительной белизной зубов, — «хозяин», значит, по-нашему. И ты стоишь на пороге моих владений!

— Об этом я уже догадался, — кивнул Дмитрий, — только ты не слишком похож на местного вельможу. Сдается мне, что ты — один из тех удальцов, что скрываются по лесам от королевской стражи!

— Ты, я вижу, тоже от нее скрываешься, — расплылся в хитрой улыбке Газда, — посему нам с тобой лучше не ссориться. Поначалу я принял тебя, за польскую ищейку, но теперь вижу, что ошибся.

— И что ты предлагаешь?

— Потолковать по-людски, — повернув саблю острием вниз, Газда лихо вогнал ее в ножны, — спрячь нож, московит, и лучше подбери свою саблю. Добрый клинок, жаль будет, если заржавеет.

Дмитрий поднял со снега саблю и отцепил от клинка веревочную снасть с грузилами, при помощи коей новый знакомец так ловко его обезоружил.

— Возьми, — протянул он Газде его нехитрый снаряд, — хорошая вещь в бою против сабли…

— Удобная, — согласился тот, — и не только против сабли. Всадника на ходу свалить или пешего бегуна подсечь — нет лучше средства. Бросаешь врагу в ноги и смотришь, как он летит кувырком через голову.

Мы, казаки, против польских латников его используем, а саму снасть зовем «летучим змеем». Хороший такой змееныш, о двух головах, — Газда, весело хохотнул, — оставь на память, москвич, авось, когда-нибудь пригодится!

— Значит, вы казаки? — спросил его Бутурлин.

— Да, «вольные люди», по-нашему, — пояснил Газда, — если знаешь татарский, должен разуметь…

— Разумею, — кивнул Бутурлин, — так о чем будем толковать?

— Давай, сперва обогреемся, — предложил новый знакомый, — негоже нам на морозе беседы вести. Да и девица твоя, поди, заждалась тебя!