Иголка в стоге сена

— А мне сдается, что главное ты все же упустил. Коли не найдут истинных виновников смерти Корибута, между Унией и Москвой вспыхнет война. А как у нас войны ведутся? Паны саблями машут, а у мужиков головы летят! И если начнется новая бойня, не одна тысяча христианских душ костьми в землю ляжет. Ты-то, может, и отсидишься в лесу, а что станется с теми, что в деревнях живут? Они-то в чем провинились перед Господом, чтобы за панские ссоры жизнью платить?

Вот мы и решили с московитом, что не дадим врагу, кем бы он ни был, заварить кровавую кашу. Что скажешь на это, брат Медведь?

— Что скажу? А то, что как бы вам за свое доброе самим не пострадать! — сурово нахмурился Медведь, — При сем звере будет целая свора, не ведающая жалости, с луками да саблями.

Вы мыслите, Крушевич и его люди по доброй воле сдадутся вам в полон? Да они такую сечу заварят, что от вас лишь клочья полетят!

Ведь это они вам нужны живыми, а им от ваших жизней никакого прока нет. Сложите головы ни за что, а мне мучиться совестью до конца своих дней! Нет, братцы, не возьму я грех на душу, даже не просите!

— А если сии тати и дальше станут убивать? — вмешался в спор Бутурлин. — Тогда тебя совесть не будет мучить? А ведь они продолжат убийства. Зверю, вкусившему кровь, уже не остановиться…

Охотник метнул в московита яростный взгляд, но промолчал, не найдясь с ответом. В избе воцарилась хмурая тишина.

— Значит, не хочешь помочь? — помрачнел старый Тур.

— Если бы не хотел, то сразу бы сказал о том! — вышел из себя Медведь. — Но и вас на погибель отпустить не могу. Раз уж я не сумел отговорить вас от сей затеи, придется мне идти с вами в одной упряжке. Лишние руки в бою чего-нибудь, да стоят!

— Не пущу! — воспротивилась воле мужа Пелагея. — Ишь, чего надумал, с беглыми татями воевать! Давно ли после схватки с медведем на нарах отлеживался, а теперь, гляди, вновь на подвиги потянуло!

Страх потерять мужа в мгновение ока преобразил супругу лесного старателя. От ее недавней застенчивости не осталось следа. С проворством росомахи Пелагея бросилась к выходу из избы и стала в дверях, загораживая путь мужу.

Ее брови грозно сошлись к переносице, глаза метали молнии, и Дмитрию подумалось, что Медведь не соврал про волка, плененного за язык его половиной. Такая женщина при желании могла остановить не только зверя. Ее внутренней силе мог позавидовать иной дюжий мужчина.

— Что же ты творишь, братец Тур? — продолжала изливать свой гнев Пелагея. — Ты, и впрямь, стал для нас братом, почто же нынче кличешь мужа на бойню?! Почто отнимаешь отца у дитяти?! Кто поднимет нашего меньшенького, если Медведь сложит голову?!

На лицо Медведя набежала мрачная тень. Горький упрек жены уязвил его в самое больное место. Он мог сколько угодно рисковать собственной головой, но его жизнь была накрепко связана с жизнью Пелагеи и младшего сына. Погибнуть для охотника нынче значило обречь их на голодную смерть.

Конечно, у Медведя еще оставались старшиие сыновья, но рассчитыва, ть на их помощь особо не приходилось. Первенец, Савва, грядущей осенью собирался жениться и отделившись от отеческого хозяйства, зажить собственной жизнью. Средний же сын, Онуфрий, был еще слишком молод и неопытен, чтобы в одиночку поддерживать мать и братишку.

Впервые перед Медведем стоял тяжкий выбор между желанием помочь другу и потребностью не навредить своей семье.

Душа его разрывалась от противоречий. Он поднял глаза на Тура, ища поддержки, но седого казака, похоже, терзали те же самые сомнения, что и его самого. Взор Медведя угас, широкие плечи поникли, словно на них обрушилась неподъемная тяжесть. Он грустно развел в стороны руками.

— Что ж, брат Медведь, нам пора, — сухо проронил Тур, — если что, не поминай лихом…

— Да что вы все в двери да в двери! — заметался по срубу, утратив былую степенность, охотник. — Разве я сказал, что отказываю вам?

— Без меня им не найти беглых татей… — бросил он умоляющий взгляд на жену, — …а если они и наткнутся на свору Крушевича, то все полягут… Я один знаю, как изловить сих иродов и самим не погибнуть!..

Губы Пелагеи дрогнули, грозный огонь в глазах угас.

— Да разве такое возможно? — произнесла она с каким-то детским изумлением в голосе.

— Отчего же нельзя? — поспешил уверить ее охотник. — Если взяться за дело с умом…

…Я вот что смекаю: военной силой вам их не одолеть, тут нужно действовать по-иному…

— Это как? — поинтересовался Газда.

— А так. К месту, где тати засели, я вас, так и быть, проведу. Но действовать будем по-моему. В драку вступать, саблями звенеть не станем!

— А как же мы их пленим-то без боя? — недоверчиво фыркнул Чуприна.

— Добрым словом и благонравным поведением! — расплылся в хитрой улыбке Медведь. — Али забыли, какой у нас нынче день?

— Шестой день января, — первым вспомнил Бутурлин, — канун Рождества Христова.

— Вот и я о том же! — радостно хохотнул Медведь. — Самое время наведаться с поздравлением к добрым людям!

Глава 28