Игольное ушко

Занимаясь обычными домашними делами, подметая пол в гостиной, где сидел и читал какой-то роман Генри, она задавалась вопросом, заметил ли он перемену в ее отношении к себе. Он был очень чуток к таким вещам, ничто не ускользало от него, и в том, как он повел себя в эпизоде с джипом, отчетливо ощущалась тревога и почти откровенная подозрительность. Он должен догадываться, что она сама не своя. Хотя, с другой стороны, ему довелось наблюдать, в какое смятение она пришла, когда Джо застал их вдвоем в постели, и вполне мог списать все ее странности на это.

Но при всем при том ее не оставляло странное ощущение: он в точности знает ее мысли, но почему-то предпочитает делать вид, будто ничего не изменилось.

Люси развесила постиранную одежду сушиться на козлах, расставленных в кухне.

– Прости за неудобство, – сказала она, – но я не могу бесконечно дожидаться окончания дождя.

Он без всякого интереса оглядел белье, сказав только:

– Ничего страшного, – и вернулся в гостиную.

Между тем среди множества мокрых вещей, висевших на веревках между козлами, был полный комплект свежей и сухой одежды для Люси.

На обед она приготовила пирог с начинкой из овощей по самому простому рецепту. Поставив еду на стол, позвала Генри и Джо.

Ружье Дэвида по-прежнему стояло в углу кухни.

– Мне не нравится видеть в доме заряженное оружие, – заметила она.

– Я уберу его, когда поем. Пирог тебе удался.

– А мне не нравится, – капризничал Джо.

Люси сама взяла ружье и положила его поверх буфета.

– Пусть остается здесь, лишь бы до него не добрался Джо.

– Когда вырасту, стану стрелять в немцев, – заявил Джо.

– Я хочу, чтобы сегодня после обеда ты поспал, – сказала ему Люси.

Она пошла в гостиную и достала из шкафчика пузырек со снотворным Дэвида. Две таблетки – более чем достаточная доза для крупного мужчины, и, по ее расчетам, четвертинки окажется довольно, чтобы ребенок крепко заснул даже среди бела дня. Она положила таблетку на разделочную доску, ножом разрубила, а потом сделала это с каждой половинкой. Положив четверть таблетки в чайную ложку, другой ложкой измельчила ее в порошок, перемешала в небольшом стакане с молоком и поставила перед Джо.

– Ты должен выпить все до последней капли.

Фабер молча наблюдал за ее манипуляциями.

После обеда она уложила Джо на диван с целой кипой книжек. Сам он читать пока не умел, но ему столько раз читали все эти истории вслух, что он выучил их наизусть и мог, переворачивая страницы и глядя на картинки, по памяти цитировать.

– Хочешь кофе? – спросила она Фабера.

– У тебя есть настоящий кофе? – спросил он удивленно.

– Да, осталось немного.

– Конечно, не откажусь!

Он следил, как она варила напиток. «Вероятно, боится, – подумала она, – что я и ему подмешаю снотворного». Из соседней комнаты до нее доносился голосок Джо:

«– Я спросил: «Эй! Кто-нибудь дома?» – повторил Пух громко-громко.

– Нет! – ответил чей-то голос…»

И он от души расхохотался, как делал всегда на этом месте. «О Боже милосердный, – про себя взмолилась Люси, – не допусти, чтобы Джо причинили вред!»

Она разлила кофе по чашкам и уселась напротив Фабера. Он через стол протянул руку и взял ее за пальцы. Какое-то время они сидели молча, потягивали кофе и слушали, как Джо «читает»:

«– А долго мне нужно худеть? – испуганно спросил Пух.

– Да так, с недельку.

– Ой, да не могу же я торчать тут целую неделю!»[27]

Его голос становился все более сонным, а потом и вовсе умолк. Люси зашла в гостиную и укрыла его одеялом. Подняла с пола книжку, выскользнувшую у сына из рук – это оказалась еще ее детская книжка, и она тоже знала ее наизусть. На обороте обложки каллиграфическим почерком ее матери было выведено: «Нашей уже четырехлетней Люси с любовью от мамы и папы». Она положила книгу на валик дивана. Потом вернулась в кухню.

– Он спит.

– И что теперь?..

Он протянул ей руку. Она заставила себя взяться за нее. Он встал, но она пошла первой вверх по лестнице и в спальню. Закрыла за ними дверь и стянула через голову свой свитер.

Он несколько секунд стоял неподвижно, разглядывая ее грудь. Затем тоже начал раздеваться.

Люси легла в кровать. Наступал момент сыграть роль, и она боялась, что не сможет с ней справиться – нужно было изобразить наслаждение его телом, тогда как на самом деле ею владели только страх, отвращение и чувство вины.

Он лег рядом и обнял ее.

И уже совсем скоро она обнаружила, что притворяться ей нет никакой необходимости.

Потом она лежала, опустив голову на его полусогнутую руку, и удивлялась, как может мужчина делать с женщиной то, что сейчас сделал с ней он, и потом продолжать любить ее?

Но вслух спросила только:

– Хочешь чаю?

– Нет, спасибо.

– А мне хочется пить.

Она высвободилась из его рук и встала. Когда он тоже стал подниматься, она положила ладонь ему на живот и сказала:

– Нет. Оставайся здесь. Я принесу себе чай наверх. Мы ведь с тобой еще не закончили.

Он усмехнулся:

– Как я погляжу, ты хочешь наверстать все упущенное за четыре года.