Игорь Грабарь. Жизнь и творчество

Исчерпывающий анализ разработанной Грабарем живописной системы дивизионизма дал известный советский искусствовед Алексей Александрович Федоров-Давыдов, который писал: «Нет, это не просто новая техника, а иная живописная трактовка изображения, выражающая новое восприятие пейзажа. Пейзаж так же динамичен, как и в импрессионизме. Но если там это было открытое и непосредственно передаваемое движение или возможность его в живом, как бы “дышащем” изображении, полном света и воздуха, то теперь это, скорее, некая “пульсация” и ветвей берез, и небесной лазури, написанных посредством разноцветных мелких мазков, движение которых и образует эту “пульсацию”. Такое доведенное до конца импрессионистическое изображение предметов как сгустков воздуха превращает их в сгустки вибрирующего цвета. Так, светопись, которой был импрессионизм, имеет тенденцию обратиться в цветопись. <…> Не случайно И. Грабарь стал родоначальником и наиболее крупным представителем дивизионизма в русской живописи, очень быстро придя к нему от ранних импрессионистических работ»[53].

Завершив работу над «Февральской лазурью» и окрыленный успехом от достигнутого, художник продолжил писать пленэрные этюды, постоянно находясь в поисках нового интересного мотива для изображения. Однажды ранним мартовским утром его внимание привлек невероятно красочный узор подтаявшего при первых же лучах весеннего солнца снега. Грабарь вспоминал:

«В солнечный день, в ажурной тени от дерева, на снегу я видел целые оркестровые симфонии красок и форм, которые меня давно уже манили»[54].

Художник, испытывая огромное вдохновение, написал несколько подготовительных пленэрных этюдов, которые он затем использовал для создания картины-пейзажа «Мартовский снег» (1904). Грабарь поставил перед собой ту же живописную задачу, что и в «Февральской лазури»: оба пейзажа написаны небольшими раздельными мазками с контрастным противопоставлением тонов, усиленных дополнительными цветами. Одновременно художник успешно решил задачу соотношения света и цвета, благодаря чему добился эффектного яркого «сверкания» красок, делающих созданные им образы светлыми и по-весеннему радостными. В отличие от пленэрной живописи с характерной для нее этюдной непосредственностью, и в «Мартовском снеге», и в «Февральской лазури» присутствует обдуманная во всех деталях и тщательно построенная композиция, когда все элементы изобразительного языка – линия, цвет, форма, пространственно-композиционные соотношения – находятся в согласованной уравновешенности. Наряду с характерной для импрессионистов воздушной перспективой, передающей влияние атмосферы на четкость очертаний предмета и на яркость цвета, Грабарь применяет и классическую линейную перспективу. Так, в «Мартовском снеге», выбрав центральную точку изображения, он «вписал» в этой части холста колоритную фигуру молодой крестьянки в синей кофте и яркой светлой розовой юбке, несущей на коромысле ведра, и тем самым добился особой пространственной глубины пейзажа. Федоров-Давыдов отмечал: «Это некое новое начало в восприятии натуры. В нем сказывается стремление выявить в натуре известные структурные закономерности. Они непосредственно выражаются как строй самой живописи. Законы построения предмета художник хочет передать в самой композиции, как стремится это сделать с цветовой его характеристикой»[55]. Достижения Грабаря были значительны. В программных картинах-пейзажах «Февральская лазурь» и «Мартовский снег» с их чудесной цветовой гармонией, уравновешенностью композиции художник, тонко чувствующий очарование русской природы, создал поэтичные торжественно приподнятые образы, передающие его восхищение ее своеобразием и красочным богатством.