Игорь. Корень Рода

– Всё! – коротко молвила мать князя и смахнула с чела обильный пот. – Осторожно поднимайте и несите в предбанник, а пока он там отдыхать будет, приготовьте ложе, только не мягкое, а положите на доски сложенный вчетверо холст, и всё, – ни перин, ни сена не подстилать. Мазь нужную я принесу и умащу спину ему, потом сами будете мазать каждый вечер.

Ефанда проследила, как переносят и укладывают юношу в предбаннике из светлого дерева, украшенного резьбой и плетением, где было светло от многих свечей и светильников, поправила полотно с обережными рунами. Гридни пошли готовить ложе. Игорь затворил за ними дверь и повернулся к матери.

– Ну что, мамо, Зимород ходить будет? – с надеждой вопросил он.

Ефанда устало взглянула на сына и вдруг замерла.

– Где твой оберег? – спросила она, уже предощущая беду.

– Так это… мальцу Айка… он плакал, вот и подарил, да что тут такого особенного? – сначала запинаясь, а потом уже твёрже возразил Игорь.

– Ты его подарил? – чужим голосом уточнила Ефанда.

– Так вчера…малому Свену на годовщину… – пробормотал князь, чувствуя, сколь сильно мать расстроена его поступком. Игорь любил мать, она всегда была рядом, оттого стремился не обижать её, особенно после смерти дядьки Ольга. Осторожно тронув мать за руку, Игорь тихо молвил: – Ну, не мог же я отобрать у дитяти…

– Если подарил, то забирать нельзя. Оберег нельзя украсть или завладеть им силой, его можно только передать по доброй воле. Только не надо было дарить именно этот оберег, это ведь отцова память и защита твоя… – шептала она, глядя куда-то перед собой тем взором, от которого Игорю всегда становилось не по себе.

– Моя защита – меч и дружина, – повторил Игорь слова, сказанные вчера, не признаваясь в том, что чувствовал себя неуютно без отцовского оберега, а теперь ещё этот случай со стременным…

– Будет ходить твой Зимород, – устало молвила Ефанда. – Приглядывай пока, а я домой, мазь привезу.

Глава вторая Мойша Киевский

Лета 6420 (912), г. Киев

– Так что, воевода, с кем вильцы четыре лета тому договаривались за проход мимо Итиля в море Хвалисское? – спросил, как бы походя, Игорь Фарлафа спустя некоторое время после празднования полетья его внука.

– Они договаривались с купцом, который большей частью тут, в Киеве, на Хазарском подворье обретается. Зовут его Мойша, а все Мойшей Киевским кличут. Рекут, что через родичей своих в Итиле он к самому Беку вхож, но может и врут, кто же этих жидовинов разберёт. Так что, княже, – понизил голос рыжебородый кряжистый начальник Варяжской дружины, – попробовать поговорить с сим рахдонитом, может и мы, как те вильцы, сходим погулять на море Хвалисское? Рахдонит – это по-персидски «знающий дорогу», – пояснил военачальник, – так называют опытных иудейских купцов, водящих караваны из Китая на Запад. Благодаря своей пронырливости, они баснословно обогащаются, в Китае берут шёлк, на севере меха, а потом всё это обращают в серебро да злато. Но самый главный товар, приносящий наибольший доход – это, конечно, рабы.

– А поговори! – молвил горячо Игорь, и опытный Фарлаф заметил хищный огонь в княжеских очах. Оттого с охотой взялся воевода исполнять поручение, найдя того самого Мойшу Киевского и вступив с ним в беседу.

Только беседа оказалась не такой простой.

– О, грозный воевода, конечно, я могу передать твои пожелания своим хорошим знакомым, которые вхожи к великому Хамалеху… – Пожилой жидовин помедлил, то ли для того, чтобы собраться с мыслями, то ли желая подчеркнуть особую важность вопроса, и, глядя тёмными очами куда-то мимо Фарлафа, проговорил всё тем же услужливо-подобострастным тоном восточного торговца: – Почтенные купцы могут так решить это важное дело, что удовольствие будут иметь все, – и ты, и твои могучие воины, и люди Хамалеха, и сам великий Каган. Но это очень трудное дело лично для меня и моих людей, ты сам понимаешь, насколько это опасно. Одно дело просто торговать, а совсем иное, решать княжеские вопросы… – голос Мойши стал тихим, проникновенным, почти заговорщицким, голова склонилась набок, чёрные очи испытующе поглядели на воеводу, седые кустистые брови выгнулись дугой, и сильнее обозначились большие мешки под очами. Казалось, даже лысый череп, прикрытый сверху небольшой шапочкой из тёмно-зелёного бархата и сжатый с двух сторон курчавыми, наполовину поседевшими волосами, выражал ожидание. Облачён купец был то ли в халат, то ли в кафтан с большими – в целую длань – тиснёными цветами и золотым шитьём на рукавах и груди. Под халатом виднелось ещё несколько одежд. Фарлаф знал, что жители пустынь всегда одеваются в многослойные одежды, как зимой, чтобы сохранить тепло, так и летом, чтобы не так страдать от палящего солнца. «Оттого от них и дух недобрый исходит», – мимоходом успел подумать воевода.