Читаем Игорь Северянин полностью

Этот так смутивший почтенное изд-во поэт — моя первая и единственная законная жена, я же не имею обыкновения не только жениться на бездарностях, но избегаю с ними (конечно, по возможности) всяческого общения».

Четыре стихотворения Фелиссы Круут, сочинённые по-русски, были напечатаны в таллинской русской газете «Свободное слово» в 1921 году и два в переводе Северянина с эстонского. Приведём строки стихотворения, названного по-северянински «Дизэли»:

Ветер качает меня.Тихи качели —Томные ели.Речка проходит, пленя.Ветер качает меняСонно, без цели.Прошлое тонет, звеня.Души, кто пели,Все онемели.Ветер качает меня.

Рейн Круус, публикуя материалы о её поэтических опытах, отмечал, что в антологию эстонской поэзии, вышедшую только в 1929 году, стихи Фелиссы не включены. «Современники... подчёркивали главным образом сам факт сочинения стихов на неродном языке. В. Адамс расценивает опыты Ф. Круут с лингвистической точки зрения как показатель овладения языком: “Супруга Северянина была эстонкой, но и она настолько хорошо выучила русский язык, что даже понемногу сочиняла стихи на этом языке”... Показательно, что и Северянин высокую оценку произведениям Ф. Круут мотивирует их формальной и языковой правильностью».

В марте 1924 года, в предисловии к рукописному сборнику стихов Круут «Танки», Северянин вновь утверждает: «Молодая поэтесса выполняет задание блистательно: ничего лишнего, ничего бесцветного. Ритмы её характерны для тем. Рифмы и ассонанс оправданны. Диссонансы смелы и остры. Аллитерации ярки. Стилистически танковые вариации безукоризненны. Великолепно владеет эстийская дочь моря русским языком!» Поясняя особенности избранной ею стихотворной формы, Северянин подчёркивает: «Танка — японская форма версификации — хороша уже тем, что в ней всего пять стихов, и поэтому автор приучается к сжатости и скупости в словах. Нужно уметь заключить мысль или настроение в эту маленькую формочку». Сведений о рукописи сборника не найдено. Рейн Круус привёл стихотворение, воспроизведённое по памяти Арсением Формаковым в письме С. Санину от 27 июля 1979 года:

Закатный солнца вздохОкрасил платья вырез,Когда шла мостик через.— В её корзинке мохИ лиловатый вереск.

В письме Фелиссе после разрыва отношений Северянин настойчиво просит её восстановить рукопись утраченного сборника в стиле «танка» и опубликовать его.

«Я ехал с девушкой, стихи читавшей Блока...» — писал Северянин в стихотворении «Не более, чем сон». Действительно, Фелисса хорошо знала поэзию и разделяла любовь к стихам мужа. В письме Георгию Шенгели 12 сентября 1927 года Северянин отмечал: «Она пишет стихи и по-эст[онски] и по-русски, целодневно читает, выискивая полные собрания каждого писателя. Она универсально начитана, у неё громадный вкус». Фелиссе были посвящены северянинские книги «Фея Eiole» и «Менестрель», десятки стихотворений...

При всём обилии увлечений и влюблённостей поэта почти 15 лет Северянин и Фелисса были вместе. «Жена моя — хорошая, добрая, изящная, — пишет Северянин Августе Барановой. — Боготворит меня и моё творчество, сама пишет стихи по-эст[ийски] и по-русски. Я посылаю Вам одно из её русских стихотворений]. Мне с нею очень легко и уютно. Беспокоит меня только её здоровье: на днях она готовится стать матерью и чувствует себя очень слабой».

1 августа 1922 года у Лотаревых родился сын, названный Вакхом. Молодые жили в доме родителей Фелиссы. Благодаря их помощи они смогли уже в октябре совершить длительную и очень плодотворную для Северянина поездку в Берлин. Она участвовала в гастрольных поездках Северянина под именем Ариадны Изумрудной, выступала в концертах, знакомилась с друзьями его молодости, которые встречали поэта в эмиграции. Например, в Париже Николай Оцуп отмечал: «Не очень изменился автор “Громокипящего кубка” и в лучшей части своего таланта. Правда, вместо “ананасов в шампанском” он воспевает сельскую природу и рыбную ловлю, вместо забав и соблазнов света воспевает семейную жизнь и свою жену».

В стихотворении «Дороже всех» Северянин подчёркивал, что Фелисса для него «дороже первой Златы», то есть Евгении Гуцан. Сохранился автограф Северянина Фелиссе на фотографии:

«Не омрачай лица моего словами, тебе не свойственными.

Помни, кто ты для меня: ты, ведь, вечная, непреходящая, непреложная моя подруга.

Игорь. 1923. X. Тарту. Eesti».

<p><emphasis><strong>Глава третья</strong></emphasis></p><p><emphasis><strong>ПЕРВЫЕ ГАСТРОЛИ</strong></emphasis></p><p><strong>Выступления в Финляндии</strong></p>

В октябре 1923 года Северянин вместе с Фелиссой Круут отправился в Гельсингфорс (Хельсинки), где выступал в зале Русского купеческого общества. В письме Августе Барановой от 27 октября 1923 года он сообщал:

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное