Сыновей после Олега осталось четверо: Всеволод, Игорь, Глеб и Святослав. Первые трое, вероятнее всего, были детьми Феофано. Их крестильные имена точно неизвестны. Всеволод звался Кирилл (что более вероятно) или Георгий. Если Кирилл — это Всеволод, то Георгием звали Игоря {78}. В этом случае герой «Слова» оказывается полным тезкой дяди, погибшего за несколько лет до его рождения. С учетом традиций имянаречения в роду Рюриковичей это вполне возможно.
Под властной рукой Мономаха Чернигово-Северское княжество остается монолитным. Ольговичи верно следуют за своим дядей Давыдом и за его сюзереном, великим князем. У них есть свои дружины, но места их княжений в эти годы с достоверностью неизвестны. В 1116 году Давыд и Ольговичи ходили под водительством Владимира на Глеба Минского, захватившего Смоленск. В этом успешном походе, окончившемся умиротворением минского князя, Давыд вместе с сыном Владимира Ярополком взял «на щит» город Друцк {79}. Затем Всеволод Давыдович с тем же Ярополком воевал донские половецкие «грады». А в следующем году Давыд и Ольговичи ходили с великим князем на Владимир-Волынский — усмирять тамошнего князя Ярослава {80}.
В 1123 году Давыд Святославич скончался. Согласно обычаю престол в Чернигове занял его младший брат Ярослав, последний из Святославичей {81}. У Давыда и его жены Феодосии {82}было несколько сыновей. Один из них, Ростислав, умер еще при жизни отца, в 1120 году {83}. Старшим среди переживших отца был, вероятно, Всеволод, которого дядя Ярослав посадил на свое место в Муроме. В 1124-м Всеволод женился на неизвестной «ляховице», то есть полячке {84}, но вскоре после этого, по всей видимости, умер — более он не упоминается. К началу 1130-х годов в живых были трое Давидовичей — Владимир, Изяслав и печерский монах Николай Святоша.
В права вступало новое поколение Святославичей, и Мономах понимал необходимость прочнее привязать их к себе. В год смерти Давыда союз Киева и Чернигова был скреплен династическим браком: новгородский князь Всеволод, сын Мстислава Владимировича, женился на дочери Святоши {85}. Видимо, тогда же или чуть раньше Мстислав выдал дочь (вероятно, ее звали Мария) за Всеволода Ольговича [5].
В свете этого дальнейшие события становятся понятны. Когда в 1125 году умер Мономах, оставив власть Мстиславу, вызов тому никто не бросил. Казалось, самое время Изяславичам заявить права по «отчине» и по «дедине», однако они лишены земель и раздавлены поражениями, нанесенными Мономахом. Еще жив Ярослав Святославич — последняя надежда черниговского дома законно претендовать на Киев (если считать, что потомки Святослава имели право на престол). Но Ярослав тихо сидит в своем Чернигове. Что же до Давыдовичей и Ольговичей, то они безмолвствуют, признают права Мстислава на власть. Они не пытаются заявить, что их отцы были чем-то обделены. Ни о каких правах Святославичей теперь не может идти речь. Мстислав имеет все основания считать, что самим фактом своего беспрепятственного вокняжения в Киеве превратил стольный град Руси в отчину Мономашичей. Навсегда.
Однако же внукам Святослава оставался Чернигов. И если Давыдовичи первое время как будто наследовали лояльность своего отца, то Всеволод Ольгович оказался достойным сыном своего. Именно этот князь первым взорвал установленный Мономахом к концу правления общерусский внутренний мир.
В 1127 году Всеволод Ольгович внезапно ворвался в Чернигов, захватил в плен своего дядю Ярослава, перебил его дружинников и разграбил их добро. Мстислав, возмущенный таким беззаконием, совершившимся без его ведома, выступил к Чернигову с братом Ярополком Переяславским. Своего сына Изяслава великий князь посадил в Курске. Всеволод отпустил дядю на его прежний стол в Муром, а сам обратился за помощью к степным свойственникам. К рубежам Руси пришла семитысячная половецкая рать под предводительством тестя «Гориславича» хана Осолука и его союзника или родича Таша. Однако гонцы, отправленные ими к Всеволоду, были перехвачены Мономашичами, и половцы ушли восвояси. Мстислав наставительно сообщил Всеволоду: «Вот привел ты половцев — и ничего не вышло». Однако тот не сдавался и вслед за силой пустил в ход дипломатию. У зятя Мстислава было немало союзников при дворе тестя. Всеволод подкупал и умолял о помощи киевских бояр и даже духовных лиц. Мнение последних оказалось решающим. Когда Ярослав явился к Мстиславу, заклиная его прежним крестоцелованием оказать помощь в возвращении Чернигова, против этого выступил приближенный к Мономаху и его сыну игумен Андреевского монастыря Григорий. «На мне будет грех, сотвори мир», — заявил он великому князю. Даже митрополит убеждал Мстислава, что междоусобица есть больший грех, чем измена Ярославу, и князь нехотя согласился. Всеволод остался в Чернигове, а Ярослав «пошел опять в Муром» {86}. Здесь он и умер в 1129 году {87}.