Игоряша 'Золотая рыбка'

Более или менее четкая картина первого Контакта, занявшая от силы час, сложилась у нас после многомесячного общения с Игоряшей-вторым. Он живо и захватывающе рассказывал о своих достижениях (что это такое станет ясно позднее), но свято хранил тайну Золотой Рыбки. И поразительно! - любые, даже самые фантастические, несусветные Достижения мы не воспринимали как бредни - наоборот, верили каждому слову Игоряши, даже описание путешествий во времени представлялись нам абсолютно естественными. Психологическая блокировка делала свое дело.

Однако стоило нам, расспрашивая собеседника, коснуться первопричины... Игоряша, такой охочий поговорить на любую тему, тут же затихал и либо переводил разговор в шутку, либо исчезал. Вот именно исчезал: сейчас он сидит перед вами, а через секунду его уже нет. И ни у кого не возникает вопроса - а куда же делся человек? И был ли человек вообще?

Сейчас уже не восстановишь, кто первым привел его в нашу компанию. Поначалу он был просто Человек-Без-Имени. Гость, что ли. Постепенно мы к нему привыкли: хороший собеседник, бель ами, свой парень, тонкий спорщик, легкий говорун, но вроде правдолюбец, не фантазер. Потом вдруг родилось имя - Игоряша. Странное имя для такого необыденного молодого человека.

Всегда одет с иголочки - натуральный твид индивидуального пошива, модный бантик, шейный платок, благоухающий нездешним одеколоном. На ногах - безупречные туфли, каждый раз новые, но модели настолько схожие, что лишь эксперт "Внешторга" отличил бы одну пару от другой, ведь для неспециалиста - что "Даллас", что "Дорадо" - все едино. Прическа - не супер, не салонный лоск, а просто очень к лицу. На лице всегда естественный легкий загар, зубы крупные, ровные, блестящие. Запах изо рта - неизменно приятный. Манеры естественные. Улыбка - человеческая. И - что самое главное - никаких замашек парвеню: ни массивных золотых перстней на пальцах, ни серебряных нательных крестиков, ничего кричащего в одежде. Но не похож и на мальчиков-дипломатов, едва оперившихся атташе из посольств в развивающихся странах. Нет апломба, нет верхоглядства, нет намеков на большие связи. Словно все что на нем и при нем, - все родилось с ним же и принадлежало только ему по естественному наследному праву. В общем, изысканность, безупречность и шарм - в том редчайшем сочетании, которое должным образом оценит и самая пристрастная, тесно спаянная мужская компания.

Как-то само собой получилось, что мы приняли его безоговорочно. С первых же минут - "Здорово!" "Привет!" "Как дела?!" "Читал то, читал се?" "Слышал о событиях в Свазиленде?" "А в Чикаго?" "Луангпрабанге?" "Читал статью в "Литературке"?" "А слышал, что писал ее не Почечуев, а вроде бы Пильдеев?" "И, говорят, за Пильдеева - сам - тс-с-с! - Ракакашкин?!!" "А в статье то между строк - ого-го!!!"

А он: "Привет-привет-привет, мужики-старики-отцы-ребята! Читал то и читал се, и еще пятое-десятое-тридцать четвертое. "То" - вроде мура, а "се" - здорово, мне понравилось. Слышал-слышал-слышал. Многое правда, а насчет Луангпрабанга - враки, там все наоборот и даже лучше. Статью читал, похоже, что написал ее даже не - тс-с-с! - Ракакашкин, а чуть ли не... ну, вы понимаете! Между строк там целая вторая статья, а между строк той второй статьи - целая история..."

Так Игоряша-второй с первых же минут вошел в наш круг. Но вот любопытно - никто не помнит, когда они были, эти первые минуты. Год назад? Два года? Словно в памяти какой-то кусок вычеркнули, а вместо него вписали приказ: "Не удивляться!" Не удивляться появлению Игоряши, его облику, исчезновениям, его в высшей степени потрясающим рассказам, его дорогим сигаретам, которую мы курили одну за другой, а запас их не иссякал... Нет, ничего не вызывало у нас изумления. Вот только одно - лицо Игоряши всегда казалось смутно знакомым. Ничем не привлекательное лицо, заурядное даже таких сотнями встречаешь каждый день на улице. Лишь потом, когда мы собрали по кусочкам историю Игоряши и многое прояснилось, когда в памяти все оборванные ниточки связались в узелки и вернулась способность удивляться, - лишь потом поняли мы, почему так до боли был знаком нам Игоряша-второй.

Казалось бы, все складывалось просто и ясно. Мы собирались тесным кружком близких людей и обсуждали лишь те проблемы, которые жизненно волновали каждого из нас. Присутствовал Игоряша, у которого вовсе не было проблем, и это успокаивало: значит, такое возможно, значит, есть люди, которым можно завидовать теплой тихой завистью.

Мы были начинающими писателями - кроме, конечно, Игоряши, который каким-то образом и здесь преуспел больше других: показывал свои книги, надписывал автографы, но - странно - книги не дарил: то ли он забывал вручить, то ли мы - взять.