Игра

Открыла глаза я после резкого торможения и слова «Приехали!» от моего мужчины. Прямо перед нами стояла машина ГИБДД, а довольный гаишник семенил в нашу сторону, активно махая своей полосатой палкой. Кот достал документы и вышел. Второй гаишник подошел к нашей машине и с любопытством меня разглядывал: Кот меня еще не отвязал. На лице гаишника проступила тупая и довольная улыбка. Он подошел к моему опущенному окошку, черканул пальцами под козырек, пробурчал свое звание и фамилию и, довольный до одури, дебильным голосом произнес:

— Мадам, документики предъявите.

Я глянула на него исподлобья и язвительно ответила:

— Не могу: у меня руки заняты.

— Я вижу, — еще дебильнее улыбнулся он. — Что, муж наказал?

— Он мне не муж, — отрезала я.

— Может, помощь нужна? — дебилизм этого вопроса был апогеем нашего общения.

— Спасибо, нет.

— Ну, счастливого пути, мадам.

И он удалился к своему напарнику, который сидел в машине с Котом. Кот вышел оттуда буквально через минуту. На лице его ухмылка, но злости не было. Он был доволен. Когда он сел в машину, то изрек, глядя на меня:

— Киска, ты только что кончила на скорости 183 км/ч, и мне это стоило 10 000 рублей. Может, ну его, это мороженое? Его везде продают. Поехали обратно?

Сказано было совсем вовремя, ибо мы были в паре километров от того места, куда так стремительно летели.

— Может, уже развяжешь меня? — поинтересовалась я.

— Неа. Сиди так. Так у меня приятное ощущение, что ты моя.

Да ради такого признания, я готова была еще и кляп во рту терпеть до самого дома! Ощущать меня своей ему приятно. Значит, все-таки я права? Значит что-то там у него ко мне еще есть, еще живо, еще дышит?

— Ладно, — смягчился он, — иди сюда, развяжу. — Он стал теребить веревку, и его голос тут же изменился: — Девочка моя маленькая, прости, прости, прости, прости меня. У тебя руки совсем белые! Что же ты не сказала, что тебе больно?

— Да, ладно, — усмехнулась я, высвобождаясь из веревки, — любовь это всегда немного больно…

Он отпустил мои руки, молча положил свои ладони на руль и уставился перед собой. Я поджала губы и осторожно посмотрела на него, ожидая реакции. Но реакции не было. Он просто замер на полминутки, а потом очнулся:

— Ладно, поехали домой, кисуля.

И мы поехали. И наш обратный путь отличался только тем, что телефон мы использовали только по его прямому назначению, а скорость старались превышать не так сильно. Хотя, если честно, мне хотелось, чтобы мы плелись со скоростью старой клячи, тянущей тяжелую телегу, чтобы продлить эти минуты и секунды рядом с ним. Я не знаю, сколько времени прошло, но точно знаю, что я способна была все измерять в секундах — настолько я ловила и ценила каждой клеточкой своей души каждое мгновение, проведенное с ним, с крепко сплетенными телами. Мало прошло времени, но мне этого вполне достаточно, чтобы утолить свою жажду. И теперь я вижу, что он растерян. Я уверена в этом. Я вижу, что это больше, чем обычное желание самца семейства кошачьих. А еще я вижу, что это не будет для него причиной для точки. Он не желает идти на попятную, он хочет продолжать. Для меня любой его выбор — это приговор. Но надежда — непонятная, неизвестно на что, призрачная, но такая сладкая — подняла свою низко опущенную голову.

Он не выпускал мою руку из своей ни на минуту. Он клал мою ладонь себе на ногу и крепко держал ее там. Иногда нежно поглаживал, иногда сильно сжимал, но в эти моменты я старалась не смотреть на выражение его лица, чтобы не спугнуть свою надежду.

20. Как в том анекдоте, только не смешно

— Ты знаешь, что у Добряка день рождения в эту пятницу? — спросил Кот, когда мы остановились поздним вечером у подъезда моего дома. — Кузя тебя уже пригласила?

Вот черт! Я опять забыла про Кузю! Она меня убьет.

— Нет, я ее неделю уже не видела. С того самого похода в кино. И, подозреваю, что она так на меня за это злится, что никуда не пригласит.

— Я просто это к тому, что мы с Машкой идем… И если ты тоже придешь…

— То что? — я уставилась на него, ожидая ответа.

— Ну, может быть, тебе лучше не приходить…

— Мне так будет лучше? Уверен, что именно мне?

— Кать…

Не мне, а тебе будешь лучше. Что: не можешь на меня спокойно смотреть, когда Маша рядом? Кольцо на мозг давит?

— Кот, зачем ты женился? — это вопрос меня мучил очень давно.

— Не знаю, — он задумался. — Наверное, потому, что понял, что пора бы уже. И потому, что Машка понравилась.

Я смотрела на него и видела сейчас перед собой совершенно другого Кота. Казалось, что он снял какую-то маску, которая обязывает его быть таким брутальным, мужественным и сексуальным, что на самом деле он самый обыкновенный человек, способный испытывать к кому-то самую искреннюю привязанность, спокойный и немного уставший. Он редко бывал таким. Почти никогда. Но я точно знала, что такой он только рядом с тем, кого любит…

— Ты ее любишь? — не удержалась я.

— Кого?

— Что значит «кого»?! Жену свою!