— Ну вот… Я вообще долго думала, что мастер - это Фарик. Только он Соню убивать не собирался, он ей помочь хотел. И знаете, я не ожидала, что мастер будет так грубо работать. Свидетелей убирать… Соню, едва возникло подозрение, что ее кто-то расспрашивал о нас… Удивительно еще, как они к Саше не прицепились сразу — он же явно был посторонним.
— Думаю, они и собирались. Но мы успели первыми, — Игорь наконец-то посмотрел на Сашу. Тот ожидал увидеть в его глазах хоть какое-то сочувствие, или, может быть, стыд… Но, кажется, для него все это было в порядке вещей. План удался…
— А если бы Катю убили? — спросил парень, едва слыша собственный голос.
— Это… в наши планы не входило, — ответила Света. А Рогозин молчал. И когда он заговорил, Саша почувствовал, словно ему за шиворот забирается ледяной арктический ветер.
— Ребята, идите-ка погуляйте. Нам с Сашей переговорить надо.
Саша вовсе не был уверен, что сможет сейчас нормально разговаривать с кем бы то ни было. Он скрестил руки на груди и уперся взглядом в полированную поверхность стола, не желая смотреть на начальника.
— Ну давай, — вздохнул Игорь, откидываясь на стуле. — Расскажи мне, какая я сволочь. Вижу ведь, что хочется.
Саша покачал головой.
— Не хочется. Потому что бесполезно. Вы же все равно будете считать, что правы. А я просто наивный идеалист. Знаете, мне, наверное, не место здесь. Я так не могу, и никогда не смогу… Люди для вас — расходный материал, так? Катя, я… да и прочие, наверное? Я понимаю, все это можно оправдать кучей красивых слов, и вообще, мы, наверное, спасаем человечество, но… я так не могу. Катя, может, и трусиха, обыватель, как вы тут любите выражаться, не слишком умная, поверхностная, ладно, да.. Но она — живой человек, понимаете? Разве не таких, как она, мы в итоге защищаем?
— Как же все повторяется… — Игорь задумчиво потер переносицу, снова потянулся к валяющимся на столе очкам. — Не поверишь, я то же самое когда-то говорил своему начальству. И все это правильно, только что поделать… гуманизм, он, знаешь, со временем проходит. В жизни часто приходится делать выбор. Ты поймешь однажды…
— Хватит! — Сам того не ожидая, Саша вдруг яростно хлопнул по столу, едва не отбив ладонь. Боль немного отрезвила сознание и прогнала наворачивавшиеся на глаза слезы.
— Я искренне надеюсь, что не пойму. Что я не доживу до того момента, когда стану бессердечным… человеком! — выпалил он. Последнее слово задумывалось немного иным, но… вежливость победила. — И я никому не позволю себя использовать!
— Все друг друга используют, это закон природы… — тихо сказал Рогозин ему вслед, но парень уже выбегал из комнаты. Он чувствовал, что все-таки готов разреветься, и не хотел демонстрировать кому-то эту непозволительную слабость. Тем более, этому м… человеку.
__________________________________
*Считаю авторским долгом пояснить, что в данном случае цитируется несколько мемов Луркморья.
Глава 2.
«И главное, совершенно непонятно, что теперь делать, — думал Саша, мрачно глядя на разрывающийся от звонков телефон. - Интересно, какой это по счету, двадцатый? И не надоест ведь ему, а».
На номер звонящего он уже и не смотрел — вряд ли этот звонок отличается от предыдущего. Итак, совещание у них уже закончилось, все несчастные детишки напуганы до полусмерти, и начальнику всего этого дурдома снова нечем заняться. Шел бы лучше составлять очередной хитрый план, у него это удачнее всего получается.
Саша не хотел возвращаться. Не хотел больше слушать эти убедительные речи, сомневаясь в каждом слове.
«Всё так. Я просто не подхожу для этой работы. Но… они ведь меня в покое не оставят. Я уже слишком много успел узнать, просто так не отпустят. Тогда — что? Может, мне просто снова подписать кучу документов, и свободен? Ну да, конечно… пулю в лоб, и — свободен… и всем так спокойнее. Хотя нет. Они ведь работают тоньше. Никаких пуль… как там было написано, синхронизируйте частоту сердцебиения объекта с каким-нибудь простым движением… А потом сжать кулак, и… найдут молодого парня на полу с инфарктом, удивятся, но спишут негласно на наркотики… Мама расстроится, блин…»
В носу снова предательски защипало. Саша вздрогнул, и сказал себе, что ударяться в жалость к себе — последнее дело. Надо бороться. Бежать, в конце концов. Как чувствовал еще при первой встрече — надо бежать… От тех, кто только притворяется людьми. Потому что ставящий себя выше прочих, присваивающий себе право решать за других, играть чужой жизнью и смертью — уже не человек. Тварь вроде загадочной этой Лены.