Вытянутое помещение, четыре столика справа, у окон, четыре слева. Как я и предполагал, столы массивные, деревянные, вместо стульев — широкие скамейки со спинками. Значит спиртное тут продается активно. Такую мебель инстинктивно владельцы ставят там, где драки не редкость. Проще один раз заплатить за тяжеленный стол из массива, чем раз в полгода менять разломанные столешницы.
Как я и предполагал, зал пуст. Только за одним столом, у окна, сидит единственный посетитель, сухонький старичок в вязаной шапочке с бубоном, перед которым стоит пивная кружка. Старичок слюнявит палец, макает его в солонку, облизывает и делает глоток пива. Ни барной стойки, ни официантов, ни нормального освещения. Зал, несмотря на ряд окон, какой-то хмурый, будто в полуподвальном помещении. А вот запаха пережаренного масла, котлет или борща почему-то нет. Я еще раз повел носом. Так и есть, все говорит о том, что в этом ресторане уже давно не было аншлага по питанию. Судя по запаху, здесь все больше пиво с рыбой, причем почему-то мне кажется, что даже рыбу посетители, для экономии, норовят принести свою. Замечательно, как раз то, что я искал.
В этот момент единственный посетитель заведения поднял на меня голову и сделал то, к чему я уже практически привык. Старик меня удивил.
— О, первый. Значит это ты самый умный?
— Ты о чем, дедушка?
— Я о том, что как только нам о вас рассказали, так я сразу и скумекал, что самый умный из вас в харчевню побежит. У нас их всего две, вот эта вот, и на центральной площади. Умный именно эту, ту что поменьше, выберет. Есть еще бар с танцами, но он только вечером работает, туда никто не сунется. Ну а коли ты самый умный, то значит и самый богатый. А умный и богатый, за толику малую переживать не станет. Так что, бузинисмен, — старик усмехнулся, похоже он намеренно исковеркал слово, — сколько ты за суп и крышу готов заплатить?
Я подошел к столу. Дедок все так же, глядя на меня своими водянистыми глазами, поднял руку, всю присыпанную пятнами старческой гречки, облизнул указательный палец и поелозил им в блюдце, заменявшем на столе солонку. Лизнул, глотнул пиво.
— Кто и что тебе рассказывал, дедушка?
— А сам как думаешь? Уж не мэр, ясен-красен. Хозяин завода и рассказал. — Дедок поправил шапку и повертел пуговицу застегнутой наглухо куртки из дешевого, кое-где облезлого кож зама. Вот только… Я повнимательнее пригляделся к собеседнику. Нееет, дедушка, меня так просто не проведешь.
— И что же хозяин рассказал? — Уже с иронией спросил я.
— Да вот все и рассказал. Мол, мениджиры к нам приехали, — снова явно намеренное искажение слова, — как там, тренинг у них, обучение то есть, учатся доверять друг другу, в команде, стало быть, работать. Сказал, мол, могут начать нам мильены предлагать за помощь, чтобы, значится, на постой со столом пустили. Только предупредил, что никаких таких мильенов у них нету. Потому что они как есть простые менеджеры, как говориться, планктон офисный. Но наобещать могут. — Снова палец в рот, в солонку, глоток.
Переигрывает. Слишком уж нарочито он делает этот жест. А еще и официант. Или хоть кто-то из работников. Пружина на двери жесткая, бабах от удара не придержанной мною при входе в заведение двери должен был привлечь внимание персонала лучше любого дверного колокольчика. Однако никто в зал не выглядывает. По моим прикидкам расшвыриваться клиентами тут себе позволить никак не могут. Значит им приказали не высовываться. На время переговоров…
— То есть вы просто предупредили народ, чтобы они на посулы не покупались? Или прям запрет на помощь наложили? — Судя по сверкнувшим глазам — я угадал. Хотя, угадал — не верное слово. Отдает удачей. А я понял. Понимание — это работа, которую я просто качественно сделал.
— И как же ты, мил человек, догадался? Я ж вроде и ногти косо подстриг, и кусок газетки себе на порезик от бритвы приклеил, и парфюма на мне нету. Что, с солью переиграл?
— И это тоже. Но в основном шея и уши. Ты хоть прическу и спрятал под шапочку, а уши все же видно. Помнишь, у Стругацких, как только сотрудник перестает работать, так у него уши и начинают зарастать. А у тебя они вон какие гладкие, ты же, дедушка, явно тут в городе единственный, кто эпиляцию ушей делает. И кожа на шее у тебя, хоть ты ее воротником прикрываешь, а видно, что увлажняешь ты ее.
— Вот оно что. А все жена-покойница, приучила… Да… Значит прав я. Значит умный. Вернее, оба мы умные. Я тебя просчитал, ты меня. Ну так двум умным людям и поговорить завсегда есть о чем. Ты сколько стоишь, мил человек? — На этих словах дедушка снял шапку, расстегнул и скинул на скамейку куртку, под которой оказалось темно синее поло с длинными рукавами. На сердце красными шелковыми нитками вышит маленький всадник, поднявший клюшку для удара.
— Миллиона три, наверное, стою. Двести в месяц. Плюс квартальный и годовой бонус. Да, миллиона три рублей в год я зарабатываю. Если в году пятьдесят две недели, отнимем две на отпуск, получается по шестьдесят тысяч рублей в неделю. Подойдет тебе такая сумма?