Игра

Он вскрикнул и влепил ей тяжелую пощечину. Боль отдалась во всем теле девушки, из глаз посыпались искры. Почти теряя сознание, она смутно ощущала его пальцы, теребившие сухую девственную плоть между ее ногами. Она знала, что надо сопротивляться, но ее ноги и руки словно налились свинцом. Способность мыслить постепенно вернулась к Катарине, и ее охватила паника. Сейчас ее изнасилуют. Она вывернулась… и внезапно почувствовала свободу. Тела Хью уже не было на ней.

В мгновение ока Хью перелетел через комнату и грохнулся головой о стену. Туман в глазах Катарины рассеялся. Она увидела Лэма, который поднял Хью на ноги. Его кулак с громким треском опустился на лицо Хью. Тот крякнул и стал сползать вниз, но Лэм снова поднял его и снова ударил, на этот раз в живот. Хью шумно выдохнул и бесформенной грудой повалился на пол.

В руке Лэма вдруг оказался кинжал. Ногой он перевернул стонущего Хью на спину и посмотрел на Катарину.

Только скажите, и я убью его. Или кастрирую. Как вам захочется.

Не спуская с него глаз, Катарина одернула юбки. Ее сердце все еще бешено билось. Девушку трясло, к горлу подступала тошнота.

Не надо.

Он выпрямился и спрятал кинжал.

Катарина откинулась к стене, потом наклонилась и перегнулась через край кровати, чувствуя позывы крвоте.

Лэм схватил в углу комнаты ночной горшок и поставил перед ней. У нее ничего не вышло. Он отодвинул горшок и положил ладонь ей на спину. Ее тело содрогалось.

Катарина, — хрипло сказал он.

Катарина легла на спину и закрыла лицо ладонями, силясь не разрыдаться. Но это было невыносимо. Она знала Хью с самого рождения. Как ему могло прийти в голову изнасиловать ее?

Катарина, — резко повторил Лэм. — Он вам что — нибудь сделал?

Подавив рыдания, она сумела отрицательно мотнуть головой. Он взял ее ладони и отнял их от лица.

Он вам что-нибудь сделал? — повторил он. Глотая слезы, Катарина снова качнула головой.

— Нет.

При свете фитиля она заметила, как Лэм немного расслабился. Он смотрел ей в глаза, словно не решаясь что-то сделать, потом поднял руку и совсем легко коснулся ее лица. Его пальцы гладили ее по щеке. Не в силах шевельнуться, Катарина смотрела в серьезные серые глаза.

Потом его глаза потемнели. Он повернул ее голову в бок.

Он вас ударил.

Катарина кивнула, изо всех сил стараясь сдержаться, чтобы не броситься безоглядно в его объятия.

Лэм разглядывал ее лицо. На его виске заметно пульсировала жилка. Теперь она почувствовала, как болит и подрагивает щека. Когда он дотронулся до ее челюсти, она невольно дернулась. Лэм убрал руку и встал.

— Пожалуй, я все-таки убью его, — сказал он.

— Нет! — Катарина схватила его за запястье и увидела, что у него рука в крови. Она опустила руку. Их взгляды снова встретились.

— Я… прошу вас. Не надо. Хватит и того, что случилось.

Лэм посмотрел на нее долгим оценивающим взглядом.

— Вы очень смелая женщина, Катарина. Смелая и непохожая на других. Большинство женщин на вашем месте впало бы в истерику. — Он испытующе заглянул ей в глаза.

— Я… у меня истерика. — Она не смогла отвести взгляда.

Он чуть заметно улыбнулся.

— Что-то не похоже. — Помолчав, он сказал: — Я не могу винить Хью за то, что ему до такой степени захотелось вас. В чем я его могу обвинить, так это в недостатке вежливости. — Лэм подошел к приоткрытой двери. — Я позабочусь, чтобы лорда Бэрри поместили в его собственную постель. На дверях вашей комнаты нет засова, поэтому я перенесу свой матрас сюда, в коридор. Хотя этой ночью Бэрри уже не проснется.

— Я знаю, — неуверенно произнесла Катарина. — Лэм, спасибо вам.

Он замер. То, что она назвала его по имени, как будто чем-то связало их. Как это прозвучало!

Наконец он вышел и крикнул слуг голосом, способным и мертвого поднять с постели. Вскоре двое людей Хью вынесли того из комнаты, а Катарина лежала, не в силах заснуть, зная, что Лэм, тоже без сна, томится у ее двери.

Они отправились в путь вскоре после восхода солнца. Стоявшая в последние дни мягкая погода изменилась, и утро наступило сырое, с мелким моросящим дождем. Хью Бэрри не стал их провожать. Он оставался в постели, очевидно залечивая не только свои раны, но и уязвленное самолюбие.

Катарина скакала быстрой рысью рядом с Лэмом с одной стороны и Макгрегором с другой, пытаясь забыть обо всем, что говорил и делал Хью, забыть о том, как Лэм ее спас. Время от времени она задумывалась, не приснилось ли ей это. Не ужасная попытка изнасилования, которой ей в жизни не забыть, но легкое, нежное прикосновение Лэма. Он за нее переживал, в этом она была уверена тогда — и почти уверена сейчас.

Однако этим утром он ей и слова не сказал. Один раз он мельком взглянул на ее представлявшее сплошной синяк лицо и отвернулся. Катарина знала, что выглядит ужасно, и еще раз в этом убедилась, взглянув в зеркало. Одна сторона ее лица распухла и приобрела синевато-багровый оттенок. Катарине ужасно хотелось, чтобы он как-то дал ей знать, что его ночная забота была искренней, но он вел себя так, словно ничего не случилось.