Игра ангела

Тогда она погружалась в продолжительное молчание, переставая осознавать мое присутствие и окружающий мир, словно нечто увлекало ее в отдаленное и недоступное место. Шли дни, и я начал постигать печальную истину, что Кристина потеряла рассудок. Надежда, вспыхнувшая в первый миг, обрела привкус гречи. Возвращаясь на ночь в свою келью в гостинице, я порой чувствовал, как в душе разверзается знакомая бездна мрака и ненависти, оставшаяся, как я думал, в далеком прошлом. Доктор Санхуан, наблюдавший за мной столь же терпеливо и внимательно, как за своими пациентами, предупреждал, что подобное произойдет.

— Вы не должны терять надежду, друг мой, — внушал он. — Мы делаем большие успехи. Поверьте.

Я послушно соглашался и приходил день за днем в санаторий, чтобы повести Кристину на прогулку к озеру, выслушать путаные обрывки ее воспоминаний, которые она повторяла десятки раз, но каждый день открывала их для себя заново. Кристина каждый день спрашивала, где я был, почему не вернулся за ней, почему оставил одну. Каждый день Кристина смотрела на меня из глубины невидимой своей клетки и просила обнять. И каждый день, прощаясь, она спрашивала, люблю ли я ее, и я неизменно отвечал:

— Я всегда буду любить тебя. Вечно.

Однажды ночью меня разбудил громкий стук в дверь гостиничного номера. Было три утра. Плохо соображая, я дотащился до двери и увидел на пороге одну из медсестер санатория.

— Доктор Санхуан просил меня привести вас.

— Что случилось?

Через десять минут я входил в санаторий «Вилла Сан-Антонио». Крики были слышны даже в саду. Кристина заперлась у себя в комнате. Доктор Санхуан, выглядевший как человек, не спавший неделю, с помощью двух санитаров пытался выбить дверь. Было слышно, как Кристина внутри кричит и бьется о стены, опрокидывая мебель и сокрушая все, что попадалось на пути.

— Кто с ней в комнате? — спросил я, похолодев.

— Никого, — отвечал доктор.

— Но она с кем-то разговаривает, — возразил я.

— Она одна.

Прибежал охранник с толстым металлическим ломом.

— Вот все, что есть, — сказал он.

Доктор кивнул. Охранник вогнал лом в щель замка и принялся его ломать.

— Как она ухитрилась закрыться? — спросил я.

— Не знаю.

Впервые я заметил тень страха на лице доктора, избегавшего смотреть мне в глаза. Охранник почти доломал замок своей железкой, как вдруг по ту сторону двери воцарилась тишина.

— Кристина? — позвал доктор.

Ответа не последовало. Дверь наконец подалась и резким толчком распахнулась внутрь. Я устремился вслед за доктором в помещение, погруженное в темноту. Окно стояло нараспашку, и ледяной ветер гулял по комнате. Стулья, столы и кресла были перевернуты и поломаны. Стены покрывали пятна, которые в первый момент я принял за беспорядочные мазки черной краски. Но это была кровь. Кристина исчезла.

Санитары выбежали на балкон, обшаривая глазами сад в поисках следов на снегу. Доктор озирался по сторонам, высматривая Кристину. Неожиданно мы услышали смех. Он доносился из ванной комнаты. Я бросился к двери ванной и открыл ее. Пол россыпью покрывали битые стекла. Кристина сидела, привалившись к чугунной ванне, точно сломанная кукла. Руки и ноги у нее кровоточили, покрытые порезами и ранками, из которых торчали острые края стекол. Ее кровь все еще стекала по трещинам, паутиной затянувшим зеркало, разбитое ударами кулаков. Я обнял Кристину и поймал ее взгляд. Она улыбнулась.

— Я его не пустила, — сказала она.

— Кого?

— Он хотел, чтобы я забылась, но я его не пустила, — повторила она.

Доктор встал на колени рядом со мной и осмотрел порезы и раны на теле Кристины.

— Пожалуйста, — пробормотала она, отстраняясь от меня. — Не сейчас.

Один из санитаров побежал за носилками. Я помог им уложить Кристину и держал за руку, пока ее несли в амбулаторию. Там доктор Санхуан сделал ей укол транквилизатора, почти мгновенно погрузивший ее в бессознательное состояние. Я оставался около Кристины и смотрел в глаза, пока ее взгляд не превратился в пустое зеркало. Тогда медсестра взяла меня за локоть и деликатно выпроводила из кабинета. Я застыл посреди коридора, в темноте, разившей дезинфицирующим средством, с обагренными кровью руками и одеждой. Я прислонился к стене, потом медленно сполз на пол.

На следующий день Кристина очнулась. Она лежала, привязанная кожаными ремнями к кровати, заточенная в комнату без окон, единственным освещением которой была желтоватая лампочка под потолком. Я провел ночь, сидя в углу на стуле и глядя на нее, и полностью потерял представление о том, сколько прошло времени. Кристина открыла глаза внезапно, с болезненной гримасой — давали о себе знать многочисленные порезы и раны, покрывавшие ее руки.

— Давид? — позвала она.

— Я здесь, — откликнулся я.

Я приблизился к кровати и склонился над Кристиной, чтобы она увидела мое лицо и безжизненную улыбку, которую мне удалось выдавить.

— Я не могу пошевельнуться.

— Ты привязана ремнями. Для твоего же блага. Как только придет доктор, он тебя развяжет.

— Развяжи меня сам.

— Не могу. Только доктор имеет право…

— Пожалуйста, — взмолилась она.

— Кристина, лучше, если…

— Пожалуйста.