Лида Котенева Ивану понравилась — высокая, чуть рыжеватая, сохранившая почти девическую стройность фигуры, одетая дорого, модно, но не броско, без вызывающе кричащей безвкусной роскоши торгашей и нуворишей, с серьезным взглядом задумчивых серых глаз и, по всей вероятности, не слишком разговорчивая с коллегами, старающаяся не допускать их в свой внутренний семейный мирок, — она, конечно, должна вызывать неприязнь у определенной категории женщин, искренне считающих, что они просто обязаны быть поверенными во все тайны чужого бытия. Купцов вообще уважал людей самостоятельных, не склонных к распахиванию души перед первым встречным, однако в данном случае подобный настрой собеседницы мог послужить только осложнением к разрешению дела, которое его сюда привело.
Выждав, пока затихнут в коридоре шаги разговорчивой дамы, Иван на всякий случай оглянулся на дверь, проверяя, плотно ли она прикрыта, и достал удостоверение:
— Я из уголовного розыска. Можете меня называть Иваном Николаевичем.
Брови Лиды удивленно поползли вверх, она насмешливо улыбнулась и не стала просить показать удостоверение поближе, дабы убедиться, что перед ней действительно представитель столь серьезного учреждения. Усевшись поудобнее, она налила себе чаю и равнодушно — или так показалось? — спросила:
— Вы не ошиблись, случаем, уважаемый Иван Николаевич? Вам действительно надо ко мне? Я, честно говоря, не совсем понимаю, по какому поводу.
— По поводу самочинного обыска, который был в вашей квартире, — пряча в карман удостоверение, не стал скрывать Купцов.
Чего на самом-то деле ходить вокруг да около?
Если Бондареву не удалось с мужем, может быть, ему удастся с женой? Несомненно, Котенева прекрасно умеет владеть собой, способна запираться и отмалчиваться. Однако с женщинами иногда разговаривать легче, чем с мужчинами.
— Вы что-то путаете. — Лида улыбнулась, показав ровные, красивые зубы, и отломила кусочек печенья. Ее тонкие длинные пальцы с накрашенными ногтями действовали уверенно и спокойно, как будто визит сыщика не имел к ней совершенно никакого отношения. — У нас такого не было.
— Разве? — в свою очередь изобразил на лице удивление Купцов. — Подумайте хорошенько, постарайтесь вспомнить, ведь это случилось совсем недавно. Между прочим, мать двоих детей тяжело ранена, а ее родственник убит. Совсем еще молодой человек, которому бы жить да жить.
— Вы о ком, о Лушиных? — подняла на него глаза Лида. — Кошмарная история, страшно становится, особенно когда муж задерживается на работе и остаешься одна в квартире. И в газетах статьи безрадостные: убивают, грабят, процветает рэкет, а родная милиция только разводит руками и ссылается на недостаток средств и техники. — Последние слова прозвучали у нее с издевкой.
— У нас есть основания полагать, что на квартиру Лушиных совершили нападение те же лица, которые приходили к вам, — не отставал Иван, решивший все-таки добиться своего. — К сожалению, преступники до сего времени на свободе, и они вооружены. Понимаете, что это значит? Может быть, вы их боитесь?
— А если боюсь? — с вызовом ответила Котенева, убирая со лба прядь волос. — Могу я просто по-бабьи бояться и никому не доверять, а? Или в нашей стране живут только герои, не ведающие страха и упрека? Тогда вы пришли действительно не по адресу. Я — простая обывательница. Кухня, хозяйство, квартира, новая модная тряпка, сытный обед и телевизор по вечерам. Иногда нашумевший роман в журнале, как развлечение перед сном. Вот и все. Дороже любых сокровищ и громко декларируемых вами гражданских принципов ставлю благополучие семьи. Не ожидали, уважаемый Иван Николаевич? Думали, все подряд только и ждут, как бы вам настучать, то есть помочь следствию? Дудки, народ пошел другой, и времена изменились.
— Но все же?
— Что «все же»? — Она непонимающе поглядела на Купцова. — Вы хотите предложить мне личную охрану, как высокопоставленному лицу? В отличие от них, нас так никто не охраняет, и обыватели заинтересованы в твердом порядке, поскольку это нас касается непосредственно. На собственной шкуре испытываем! Многие уже вечером гулять боятся выходить, приучают собак справлять нужду на унитазе.
— Будем охранять, не будем… Разве сейчас о том речь? — примирительно начал Иван. Раз она так говорит, то для этого должны быть основания. Жмет ее изнутри недавно пережитый страх, а подобные вещи Купцов давно приучился улавливать без запинки. — Видимо, лучший выход сдать нам под охрану преступников, и тогда они уже больше ничего не натворят.
— Прекрасно, — язвительно усмехнулась Лида. — Все я понимаю. Но есть маленькое обстоятельство, которого вы не учитываете: я все понимаю
— Сочувствие? Если искреннее, то да.