Сигарета дотлевала, и столбик пепла клонился к изрезанной столешнице. Я взял ее и погасил, затем бросил окурок в раковину.
— У тебя есть платок? — спросила Вивиан.
— Нет. Надо было предупреждать заранее.
— Значит, ты мне не поможешь?
— Я помогу тебе вызвать полицию. Я даже пойду с тобой, но это все, что я могу сделать.
Вивиан посмотрела на меня так, словно засомневалась, тот ли я человек, которого она знала. Я был не тот. Я не испытывал к ней теплых чувств. Челюсти я стиснул так, что они начали болеть, и я, желая расслабиться, отпил колы. Но холод, сковавший меня, никуда не делся.
— Я знаю, что причинила тебе боль, — тихо произнесла Вивиан.
— Обо мне не беспокойся. Подумай лучше, что скажешь в полиции.
— Не знаю, стоит ли туда идти, — замялась она. — Как думаешь, а если просто оставить яхту там, где она стоит?
Я улыбнулся.
— Прямо напротив папиного особняка? Очень удобно. Ну, будет примерно так. Они снимут отпечатки пальцев, найдут твои, потому что ты их не стерла, а даже если стерла, где-нибудь они все равно остались. Ты раньше не привлекалась, поэтому какое-то время они будут устанавливать твою личность. Потом зададут несколько вопросов. Всплывет твое имя, затем имя твоего отца. Возможно, они потянут за несколько неверных ниточек, но в конце концов выйдут на тебя. Думаю, это займет примерно неделю. Что такое?
— Меня однажды арестовывали. За вождение в нетрезвом виде, после вечеринки. Мне было семнадцать.
— Ну вот. Приехали. Значит, отпечатки идентифицируют сразу. Тебе стоило бы уехать из страны, чтобы избавиться от этого дерьма. Деньги у тебя есть. Поезжай в Швейцарию. Ты ведь жила там раньше. Я даже смогу время от времени навещать тебя. А все-таки сходи в полицию. Просто покажи им фильм, который снял Мэтсон. Кто знает, может, и оправдают.
— Я просила отца, чтобы он его не показывал!
— Понимала же, что покажет.
— Почему ты так говоришь?
— Я знаю тебя и знаю его. Вы оба любите манипулировать людьми. Даже сейчас ты не можешь удержаться. Наверное, он хотел подстегнуть меня, хотя напрасно он так поступил. Неужели он решил, что я приду в ярость и прогрызу в борту яхты дыру, как акула? В любом случае, что бы ты ни делала, делай скорее. Я даже довезу тебя до аэропорта — разумеется, бесплатно.
Она с размаху запустила в меня банкой из-под колы. Оценив траекторию полета, я слегка наклонился. Промелькнув у меня над головой, банка ударилась о стену и упала. Я взял свою банку и подвинул к Вивиан.
— Вот, — предложил я. — Попробуй еще раз.
Она потянулась, но я схватил банку раньше и бросил поверх ее головы. Как и первая, она стукнулась о стену пониже часов, упала и покатилась. Кола вылилась на коричневый кафель.
— Убирайся, — сказал я. — Напитки закончились.
Вивиан поднялась. На ней был желтый облегающий сарафан, и, когда она вставала, ткань попала между бедрами. Я успел заметить, что нижнего белья на ней нет. Каким бы холодным я ни хотел казаться, я понимал, что мне будет не хватать возможности смотреть на нее, поэтому, не скрываясь, проводил ее долгим взглядом. Больше я никогда ее не увижу, это был последний глоток перед уходом в пустыню, так что хотелось наполнить чашу до краев.
Я распахнул перед ней дверь. Вивиан выглядела потрясенной.
— Значит, хочешь, чтобы я ушла? Я знаю, ты не станешь топить яхту. У тебя есть… как это, моральные устои? Ладно, но мне-то как быть? Неужели у тебя ничего ко мне не осталось?
— Осталось очень много, только тебе это ничем не поможет.
— Вот как. Значит, это был только секс?
— Ты поверхностная, не очень умная, к тому же врешь как дышишь. Чего ты ожидала, кроме секса?
Это ее ошеломило, и я испытал странное удовольствие, видя, как боль исказила утонченные черты ее лица. Что же я делаю? Убиваю себя, говоря то, во что сам не верю. И только тогда я осознал, как долго воображал себе именно эту минуту. Это была моя центральная сцена, и я сыграл ее так, как мечтал. Я воткнул нож и эффектно провернул, вот только почему я чувствую себя так, словно нож вонзили в меня?
Вивиан двинулась мимо Стернфелда к машине. По всей улице раздавались птичьи трели. Она шла медленно, немного склонив голову набок, словно к чему-то прислушивалась. Я вспомнил, что так она держит голову, когда расстроена. У меня из груди рвалось что-то невысказанное, но я не мог выразить его словами ни на одном известном языке, поэтому оно так и осталось внутри, как тромб, пока «порше» не издал характерный рык и не уехал.
На сегодня у меня было запланировано два клиента, шейх и певица из Германии по имени Тамара, живущая на юге Майами. Заниматься с ними настроения не осталось никакого, но отменять было уже поздно. Около полудня я заехал за шейхом в его дом на Сосновой улице и отвез на пляж, где мы в самую жару бегали по деревянным мосткам. Жара, по крайней мере для него, являлась частью испытания. Когда мостки кончались, мы с грохотом скатывались по деревянным ступеням на утрамбованный песок и неслись на юг к Правительственному каналу, из которого выходили в океан круизные суда.