Игра: Дочки-матери (СИ)

Тоскливо вспоминала шоссейные дороги и мчащиеся по ним машины. А больше всего мечталось: распаковать бы из целлофана простыни, да залечь бы в купе поезда! Слушать вопящих детишек пассажиров и, потихоньку покачиваясь вместе с вагоном, засыпать...

Богатая, блин, невеста! Наследница железных рудников и «нефтяной магнат», а не могу позволить себе комфорта, который доступен простому студенту моего времени.

В сапоги давно налилось воды, под носом тоже хлюпало. Так жалко было себя!

Я понимала умом, что это несправедливое нытьё: могла ведь умереть безвозвратно, могла вселиться в крепостную девочку или послевоенного калеку на паперти... Но что-то расклеилось внутри, давило душу тоской. Не предчувствие ли неприятностей? Вернулось чувство одиночества, неприкаянности, утраты близких...

Сергей Петрович остался там, с химиками. От меня там толку было мало - не больше, чем от обычного обывателя, со школьной скамьи выкинувшего из головы учебники химии.

Вот бы, как в книжках внука, обрести память обо всём, что когда-то читала, а?

А фиг тебе, старушка! - ответила золотая рыбка. Остались к старости в основном житейский опыт, общая начитанность, да духовные знания, вбитые уроками наставника.

О, ещё бы ноутбук с собой прихватить, а в нём все знания, которые могут пригодиться в 19 веке!

Я хмыкнула: раскатала губу! Тебе мало «роялей» в виде залежей во всех землях, принадлежащих здешней матери? А самый большой концертный рояль в том, что память и сознание сохранились - прав отец Серафим.

Вот мне бы сегодняшние мозги в мою реальную молодость - скольких ошибок удалось бы избежать!

Я заворачивала Златовласку к придорожному постоялому двору, да она заартачилась и развернулась к навесу с копёнкой сена. Я наклонилась к ней, приласкать - очень не хотелось шлепать набрякшими от воды юбками по грязи, заполонившей раскисшую землю во дворе.

В этот момент ощутила, как рвануло плащ, будто веткой по спине хлестнуло. Следом прогремел выстрел. Я кулем кувыркнулась с лошади, шлёпнувшись, таки, юбками в грязь.

Второй выстрел. Златовласка храпнула и повалилась на подломившиеся передние ноги рядом со мной.

Я торопилась отползти на четвереньках в сторону, но набухшие водой и грязью юбки, обмотавшись вокруг ног, буквально спеленали их. Загребая скрюченными пальцами грязь, я старалась подтянуть себя в сторону от раненой лошади. Та жалобно заржала и попыталась вновь подняться. Но стала обессилено заваливаться набок - на меня.

Тут сильные руки Егора подхватили меня и буквально зашвырнули под навес. Не размышляя, не оглядываясь, как собачонка на четырёх костях, я заползла за поленницу дров и упала ничком. Только тут меня заколотило.

Вот чего в моём прежнем опыте не было - в меня никогда не стреляли!

Я нащупала за поясом небольшой пистолет, которым вооружил меня князь после встречи с иезуитом. Скользкими от грязи пальцами обхватила его, с трудом щёлкнув предохранителем. Несколько уроков, которые мне дали в нашей поездке с цыганами, меткости не научат. Но хотя бы в упор стрельну.

Я вытерла о себя сначала одну руку, потом другую и вцепилась в пистолет. Колотун не проходил. Тут смешалось всё: и мокрые, замёрзшие ноги, и страх, и подступающие слезы жалости к лошадке, которая невольно защитила меня, прикрыв собой от второго выстрела. Да и от первого спасла своим упрямством.

Когда стало немного отпускать, я услышала выстрелы и крики моих людей. Только тут до меня дошло, что после первого выстрела прошло всего несколько секунд. Когда в кино такие события показывали в замедленном темпе, казалось, что это для красоты момента. А теперь поняла, что время замедляется на самом деле, а точнее реакции ускоряются.

Чмокающие шлепки лошадиных копыт по няше, крики «Уходит, гад! Стреляйте!», ржание Златовласки, выстрелы...

Я приходила в себя.

Ведь тогда, в московском пожаре пятилетней Аннушке пришлось намного хуже. Я ещё снисходительно относилась к маленькому ребёнку - слабая душа! А сама впала в ступор, и это с опытом-то пожилой женщины. Стало неловко и стыдно.

Поднялась из-за поленницы, распутала юбки. Сжимая в одной руке пистолет, вышла к людям.

- Разглядели, кто стрелял? - на меня обернулись.

- Нет, мадемуазель Анна. Лицо закутано, шляпа опущена на глаза. Все под дождём такие. Лошадь тут стояла осёдланная - вскочил и за лесок!

Догнать можно было днём, сейчас вечереет и дождь. Он среди деревьев станет и стрелять будет. Мы у него, как на ладони.

- Не надо погони. Незачем людей губить понапрасну. К тому же - он может быть не один, может быть там засада. Располагаемся на ночлег, сушим одежду, ужинаем. Выставьте охрану.

Удивлённо поглядев на меня, охранники послушались.

Не желая залезать в клоповник постоялого двора, я переоделась в сухое за поленницей и подошла к Златовласке.

- Есть надежда её вылечить? - тихо спросила я Егора.

- Пуля в лёгкое попала. Не жилец.

- Давай попробуем, Егор. Снотворное есть?

- Откуда? Спрошу у трактирщика. Да он если и есть - откажется. Вдруг подумают господа, что он постояльцев усыпляет, убивает и грабит. Нет, не признается.