Игра Джералда

Но давай уж начистоту, подумала Джесси. По сравнению с тем, что  могло бы случиться, я отделалась легким испугом… что  могло быслучиться и что вообще-то случается каждый день. И не только в злачных районах. Мой папа – не первый мужчина из верхушки среднего класса, человек с высшим образованием, который возбудился на свою дочь; и я не первая дочь, которой папа оставил пятно на трусиках. Я вовсе не утверждаю, что это нормально или простительно. Но что было, то было. Что было, прошло. И все могло быть гораздо хуже.

Да. И гораздо лучше об этом забыть, чем переживать все это снова, что бы там ни говорила Малыш. Пусть лучше оно растворится во тьме полного солнечного затмения. Ей и так есть о чем подумать, пока она будет здесь умирать – в этой вонючей комнате с мухами.

Джесси закрыла глаза, и ей сразу представился запах отцовского одеколона. И еще – легкий запах его нервного пота. Ощущение чего-то твердого, жмущегося к ягодицам. Тихий вздох, когда она заерзала у него на коленях, пытаясь устроиться поудобнее. Его рука легонько касается ее груди. Беспокойство, все ли с ним в порядке. Он вдруг задышал так быстро. Марвин Гей по радио: «Друзья говорят, что я слишком сильно люблю… но кажется мне, что только так и надо любить…»

Ты меня любишь, малыш?

Да, конечно…

Тогда ничего не бойся. Я тебе никогда не сделаю ничего плохого.  Теперь другая его рука медленно пробирается вверх по ее бедру, сдвигая подол сарафанчика. Я просто хочу…

– Я хочу приласкать тебя, – прошептала Джесси. Лицо у нее осунулось и отекло. – Он так и сказал. Господи, он действительно это сказал.

«Все это знают… и особенно вы, девчонки… что любовь может быть грустной, так вот моя любовь очень-очень грустна…»

Мне что-то не хочется, папочка. Я боюсь обжечь глаза.

Не бойся. У тебя есть еще секунд двадцать. Как минимум. Так что не переживай. И не оборачивайся.

Потом был щелчок резинки – но не у нее на трусиках, а у него на шортах, – когда он выпустил на волю своего праотца Адама.

Как бы вопреки близящейся перспективе полного обезвоживания организма, одинокая слезинка сорвалась с ресниц Джесси и потекла по щеке.

– Вот, я делаю, как ты сказала, – сдавленно прохрипела она. – Я вспоминаю. Надеюсь, теперь ты довольна.

Да, – отозвалась Малыш, и хотя Джесси больше ее не видела, она чувствовала на себе ее пристальный ласковый взгляд. – Но ты зашла дальше, чем нужно. Вернись немного назад. Чуть-чуть назад.

Джесси вздохнула от несказанного облегчения. Она поняла, что Малыш хочет, чтобы она сейчас вспомнила. Не то, что случилось во время или после папиных сексуальных поползновений, а то, что было до  этого… хотя и незадолго до этого.

Тогда зачем нужно было вспоминать и весь этот ужас?

Ответ был вполне очевидным. Допустим, тебе захотелось сардин. Не важно, сколько ты хочешь – одну или целых двадцать, – все равно тебе нужно открыть всю банку, посмотреть на них и вдохнуть этот противный запах масла, пропитанного рыбным духом. Тем более что все это уже в прошлом, а от воспоминаний о прошлом еще никто не умирал. Воспоминания – пусть даже очень болезненные воспоминания – не убивают. А вот наручники, которые держат ее на кровати, вполне могут убить. Так что хватит уже ныть и плакаться, пора заниматься делом. Надо все-таки отыскать то, что, по словам Малыша, ей так важно найти.

Вернись чуть дальше назад… как раз перед тем, как он начал к тебе прикасаться так, как нельзя… Вспомни, а почему вы вообще оказались в тот день вдвоем. Вспомни затмение.

Джесси крепко зажмурилась и начала вспоминать.

Глава 28

Малыш, все в порядке?

Да, но… мне чуточку страшно.