Игра Джеральда

— Именно так, — ответила Джесси. — Именно ты всегда говорила мне, что нужно почаще следовать велениям сердца, а не разума, разве не так? Ты клялась, что сама поступаешь именно так. И знаешь, что говорит мне мое сердце, Руфь? Оно говорит мне, что «мерседес» — это единственный шанс, имеющийся в наличии. А если тебе это кажется смешным, ну что ж, смейся… но я приняла решение.

Кажется, Руфи было не до смеха. Руфь молчала.

— Джеральд отдал мне ключи как раз перед тем, как выйти из машины, чтобы он мог взять свой чемоданчик с заднего сидения. Именно так все и было. Господи, сделай так, чтобы память не подвела меня.

Джесси опустила руку в левый карман юбки и обнаружила там только носовой платок. Она опустила правую руку вниз и, прижав ее к карману, вздохнула с облегчением, нащупав знакомую форму ключей от машины и круглый брелок, подаренный Джеральдом в день ее рождения в прошлом году. На брелке было написано: «ТВОЯ СЕКСУАЛЬНАЯ ВЕЩЬ». Джесси решила, что она никогда не чувствовала себя менее сексуально и более похожей на вещь, но это ничего, она могла жить и с этим. Ключ был в кармане, и это главное. Ключ был пропуском на выход из этого ужасного места.

Спортивные туфли стояли под телефонным столиком, но Джесси решила, что она уже достаточно одета. Она медленно направилась к двери, ведущей в холл, двигаясь маленькими неуверенными шагами. «Не забыть снять трубку с телефона, стоящего в холле, прежде чем выйти из дома, — подумала она. — Проверка не помешает».

Джесси не успела обогнуть кровать, как дневной свет снова стал меркнуть. По мере того как краски исчезали, становилась невидимой бриллиантовая пыль, танцевавшая в лучах заходящего солнца.

— О нет, только не сейчас, — взмолилась она. — Пожалуйста, ты, наверное, шутишь.

Но свет продолжал тускнеть, и Джесси внезапно почувствовала, как она шатается, описывая корпусом широкие круги. Она попыталась ухватиться за столбик кровати, но вместо этого уцепилась за окровавленный наручник, из которого она недавно высвободилась.

«20 июля 1963 года, — бессвязно подумала Джесси. — В пять тридцать девять после полудня. Полное солнечное затмение. Могу я получить доказательства?»

Смешанный запах пота, спермы и одеколона ее отца наполнил ноздри Джесси. Она хотела отделаться от него, но была слишком слаба для этого. Ей удалось сделать еще два шага, а потом Джесси упала на пропитанный кровью матрас.

Глаза ее были, открыты, веки время от времени мигали, и весь ее неподвижный вид делал ее похожей на женщину, утонувшую и выброшенную прибоем на пустынный пляж.

34

Первой мыслью было, что темнота означает смерть. Вторая мысль: если бы она была мертва, то ее правая рука не болела бы так сильно. Третья мысль была смутным осознанием того факта, что сейчас темно, а глаза у нее открыты — кажется, и были открыты все это время — это вывело ее из почти бессознательного состояния, в котором она находилась. Сперва она не могла вспомнить, почему мысль о заходе солнца была такой пугающей, а потом

(космический ковбой — чудовище любви)

сознание и память мгновенно вернулись к ней. Это было похоже на удар электрическим током. Плоские, мертвенно-бледные щеки, высокий лоб, горящие глаза.

Опять поднялся сильный ветер, пока она лежала в полуобморочном состоянии на кровати, и опять хлопала дверь черного хода. Какое-то мгновение ветер и хлопающая дверь были единственными звуками, а потом раздался пронзительный вой.

Это был самый ужасный звук, когда-либо слышанный ею в жизни, звук, напоминавший тот, который может издать жертва летаргического сна, преждевременно похороненная и очнувшаяся в гробу.

Звук растаял в ночном воздухе (уже была ночь, сомнений быть не могло), но через мгновение снова возобновился — нечеловеческий, фальцет, полный дикого ужаса. Этот вой кружил вокруг нее, как живое существо, заставляя ее содрогаться на кровати, проникая вглубь. Джесси закрыла уши, но не смогла избавиться от него — он раздался в очередной раз.

— О нет, — простонала Джесси. Она никогда не чувствовала такого холода, холода, холода. — О нет… нет.

Вой замер вдали и возобновился не сразу. Джесси перевела дух и поняла, что это только собака — возможно, та самая, которая превратила ее мужа в запас мяса для обеда.