Игра Джеральда

И знаешь, что еще? Брендон Милхерон восхищался мною, он восхищался тем, как я действовала после смерти Джеральда. Конечно. Время от времени я понимала это по выражению его лица, даже если в этот вечер его лицо выглядело по-другому, все равно я была уверена, что снова увижу это восхищение. Брендон считал, что я проделала великолепную работу, очень храбро вела себя… для женщины. Мне кажется, что ко времени нашего первого разговора о моем гипотетическом госте он считал, что он сам поступил бы точно так же в подобной ситуации… если бы, вот тут-то и вся закавыка, ему пришлось действовать в лихорадочном состоянии. Мне кажется, что большинство мужчин считают, что женщины думают, как юристы, сраженные лихорадкой.

Я говорю не о снисходительности, свойственной мужчинам, — я говорю о чем-то более пугающем и более значительном. Но он не понял, и невозможно было ничего поделать с разницей, существующей между полами; такова уж наша доля, это только доказывает, насколько все мы одиноки. Ужасные вещи происходили в этом доме, Руфь, и я до поры до времени даже не представляла, насколько ужасные. А он не понял этого. Я рассказала ему об этом для того, чтобы страх не съел меня заживо, и он кивал и улыбался, он сочувствовал, думая, что этим помогает мне, но он так и не приблизился к пониманию правды… к тому, что панический ужас превращает мой рассудок в черную дыру. Страх все еще здесь, стоит, распахнув двери, приглашая меня вернуться в любое время, я не хочу этого, но иногда ловлю себя на мысли о том, что все еще возвращаюсь, и как только я переступлю порог, дверь захлопнется, и я останусь там, внутри.

Ладно, не обращай внимания, мне кажется, что его сообщение о том, что телефоны были просто отсоединены, должно было успокоить меня, но этого не случилось. Потому что часть моего рассудка верила — и верит до сих пор, — что телефон в спальне не работал бы, даже если бы я забралась за кресло и снова присоединила его; возможно, позднее заработал телефон на кухне, но тогда он не работал, поэтому мне оставалось только одно: либо выбраться на „мерседесе“ из дому, либо умереть от руки чудовища.

Брендон наклонился вперед, так что свет бра полностью осветил его лицо, а потом сказал:

— В доме не было никакого мужчины, Джесси, тебе лучше забыть об этом.

Я чуть не рассказала ему о своих кольцах, но я так устала, к тому же боль усилилась, поэтому я промолчала. После его ухода я долго не могла заснуть — даже обезболивающие таблетки не помогли мне. Я думала о предстоящей завтра операции по пересадке кожи, но не настолько, насколько это можно было бы предположить. В основном я думала о моих кольцах, о следе на полу, который кроме меня больше никто не видел, и сможет ли он — оно — вернуться, чтобы все расставить на свои места. И, прежде чем заснуть, я решила, что вообще никакого следа и никакой жемчужной сережки не было. Я решила, что какой-нибудь полицейский нашел мои кольца, лежавшие на полу кабинета возле книжного шкафа, и взял их, а сейчас, возможно, они выставлены в витрине какого-нибудь ломбарда в Льюинстоне. Эта мысль должна была разозлить меня, но этого не произошло. Я чувствовала себя так, как в то утро, когда очнулась за рулем „мерседеса“ — переполненной невыразимым чувством благополучного освобождения и покоя.

Никакого незнакомца; никакого незнакомца нигде не было и нет. Просто нечистый на руку полисмен оглянулся, посмотрел, нет ли кого поблизости, хлоп — и кольца у него в кармане. Я вовсе не переживала из-за колец, да и сейчас не переживаю. В последние месяцы я все больше прихожу к убеждению, что люди носят кольца на пальцах, потому что общественное мнение не одобрило бы, если бы их носили в носу. Однако это неважно. Утро перешло в день, а день пролетает так быстро, к тому же сейчас не время обсуждать женские проблемы. Пора поговорить о Раймонде Эндрю Джуберте».

Джесси откинулась на стуле, закурила еще одну сигарету, не отдавая себе отчета в том, что кончик языка и так уже щиплет от избытка никотина, что голова болит, а почки протестуют против длительного сидения за машинкой. Протестуют очень энергично. В доме стояла мертвая тишина — эта тишина значила, что деятельная Мэган Лендис укатила в супермаркет или химчистку. Джесси была удивлена, что Мэгги уехала, так и не сделав хотя бы еще одной попытки оттащить ее от экрана факса. Затем она решила, что домработница поняла тщетность такой попытки. «Пусть она делает, что хочет», — наверняка подумала Мэгги. В конце концов для нее это только работа. Эта последняя мысль больно отдалась в сердце Джесси. На лестнице, ведущей вверх, скрипнула ступенька. Сигарета замерла в руке Джесси. — «Он вернулся, — выкрикнула Хозяюшка. — О, Джесси, он вернулся!»

Нет, этого просто не могло быть. Джесси перевела взгляд на плоское лицо, взирающее на нее с газетной вырезки, и подумала: «Я точно знаю, где ты находишься, выродок. Разве не так?»