Игра Джеральда

Короткое, благополучное путешествие стакана вниз по полке, прямо к ее правой руке, настолько поразило Джесси, что она чуть не надавила сильнее левой рукой — движение, которое, конечно же, привело бы к нарушению баланса, и полка бы рухнула на пол. Затем ее пальцы коснулись стакана, и Джесси снова застонала. Это был бессловесный крик радости женщины, только что выигравшей миллион долларов в лотерее.

Полка покачалась, начала скользить вниз, потом остановилась, как будто бы раздумывая: действительно ли она хочет сделать это.

«У тебя мало времени, малышка, — предупредила Руфь. — Хватай стакан, пока ты еще можешь сделать это».

Джесси попыталась, но пальцы только скользили по влажной поверхности стекла. Казалось, что хватать нечего. Вода проливалась ей на руку, и теперь она чувствовала, что даже если полка и удержится, то стакан перевернется.

«Это воображение, малышка, всего лишь старое представление, что такая маленькая, грустная малышка, как ты, никогда ничего не может сделать правильно».

Это было недалеко от истины, но все же не истина, по крайней мере не в этот момент. Стакан был уже готов перевернуться, а у нее не было ни малейшего представления, как предотвратить неизбежное. Почему у нее такие уродливые, неуклюжие пальцы? Почему? Если бы только она могла ими чуть подальше обхватить свой стакан…

Кошмарный образ из какого-то старого телевизионного фильма предстал перед ее взором: улыбающаяся женщина с прической пятидесятых годов в голубых резиновых перчатках на руках. «Как легко могли бы они разрешить все проблемы, — продолжая улыбаться, взвизгивала женщина. — Очень плохо, что у тебя нет таких, Сорванец или Образцовая Женушка, или, черт разберет, кто ты там есть! Возможно, ты смогла бы добраться до этого трахнутого стакана прежде, чем все на этой проклятой полке рухнет вниз!»

Неожиданно Джесси поняла, что улыбающаяся, взвизгивающая женщина в резиновых перчатках на руках была ее матерью, и из ее груди вырвалось глухое рыдание.

«Не сдавайся, Джесси, — возопила Руфь. — Не сейчас! Ты почти у цели! Клянусь тебе!»

Она собрала остатки сил и приложила их к левой стороне полки, молясь одновременно, чтобы та не соскользнула — не сейчас. «Господи, или кто бы Ты ни был, пожалуйста, не позволяй ей соскользнуть, не теперь!»

Полка соскользнула… но не намного. Затем она снова опустилась, возможно, временно зацепившись за что-то. Стакан пододвинулся немного ближе к ее руке, и теперь казалось, что этот сумасшедший стакан тоже говорит. Звук его голоса напоминал ворчание обозлившихся на весь мир водителей, вынужденных ездить по большим городам. «Господи, мадам, что еще вы хотите от меня? Отрастить себе огромную ручку и повернуть ее к вам?» Новая капелька воды стекла на напряженную правую руку Джесси. Теперь-то уж точно стакан упадет, теперь это было неотвратимо. Она уже предчувствовала, как ледяная вода стекает по ее шее.

— Нет!

Она продвинула правое плечо немного вперед, пошире растопырила пальцы, позволяя стакану соскользнуть прямо в раскрытую ладонь. Наручник врезался в запястье, боль пронзила руку до локтя, но Джесси даже не обратила на это внимания. Мускулы левой руки напряглись до предела и звенели, как натянутые струны, их дрожание передавалось раскачиваемой полке. На пол свалилась еще одна коробочка с косметикой. В стакане звякнули еще оставшиеся там кусочки льда. На стене над полкой Джесси увидела тень от стакана. В удлиняющих все лучах заходящего солнца стакан был похож на водонапорную башню, раскачиваемую напористым ветром прерий.

Немного… еще немного…

Дальше некуда!

Лучше было бы. Должно быть.

Она изо всех сил напрягла руку и ощутила, как стакан немного сдвинулся вниз по полке. Затем она снова сомкнула пальцы, молясь, чтобы Этого было достаточно, потому что теперь действительно дальше было некуда — она использовала все свои ресурсы до предела. Ничего не получалось; она чувствовала, как влажное стекло пытается отодвинуться. Теперь стакан был для нее живым существом с полосой чувствительности, широкой, как дорожное шоссе. Его целью было заигрывать с ней, а потом устраняться, пока рассудок не оставит ее и она не будет лежать здесь в сумерках заката, скованная и плененная.