Там Джесси снова лежала в темноте, а мужчина — или человекоподобное существо — снова стоял в дальнем конце спальни. Этот мужчина не был ее отцом, он не был ее мужем, мужчина был
—
Она снова увидела кости и драгоценности; существо опять запустило руку в глубь сумки и начало помешивать внутри, производя стучащие и дребезжащие звуки.
—
Существо прыгнуло вперед, уронив при этом чемодан (кости, браслеты, ожерелья и кольца рассыпались на том месте, где лежал Джеральд с протянутыми вперед руками, указывая той, что была объедена, на дверь). Джесси увидела, что пальцы существа заканчиваются темными ногтями такой длины, что напоминают когти, затем она передернулась, просыпаясь, цепи зазвенели, когда она попыталась сделать руками жест протеста. Она снова и снова шептала:
— Нет!
Она медленно опустила руки. Конечно, это был сон — вариация виденного прошлой ночью. Однако он был почти реальностью. Намного хуже, чем тот, о вечеринке, или тот, об интерлюдии, происшедшей между ней и ее отцом в день солнечного затмения. Как странно, что большую часть утра она размышляла именно о тех снах, а не о самом странном. На самом деле, она даже не вспомнила о создании с отвратительно длинными руками и чемоданчиком, набитом сувенирами, пока не задремала и не увидела его снова во сне.
Обрывок песни завертелся у нее в голове, что-то из Позднего Психоделического Возраста:
Джесси содрогнулась. Космический ковбой. В какой-то степени это правильно. Пришелец, некто, не имеющий ни к чему отношения…
— Пришелец, — прошептала Джесси и неожиданно вспомнила, как сморщились щеки этого существа, когда оно усмехалось. И когда
Конечно, у нее достаточно других проблем, но теперь, начав думать об этом сне, она уже не могла остановиться. Но хуже было то, что чем больше она думала о нем, тем меньше это походило на сон.
—
Джесси осознала, что ее всю трясет, как в лихорадке. Широко раскрыв глаза, она беспомощно смотрела на пустой угол, где
стоял в углу, который был залит ярким, утренним солнцем, но который ночью заполнят движущиеся тени. Мурашки пробежали по коже. Неумолимая правда проявилась снова: возможно, ей придется умереть здесь.