Игра Джералда

А что, неплохая идея, – усмехнулась она про себя. – Какой-нибудь интересный мужчина подсядет ко мне и спросит, можно ему угостить меня выпивкой, а я скажу «да», а потом, пока мы будем дожидаться заказа, я скажу ему – этак небрежно, как бы между прочим,  – что мне сегодня приснился отец, который кончал мне на трусики, но только не спермой, а могильными червями. При таком интересном развитии разговора он меня сразу потащит к себе на квартиру. И даже не попросит справку, что я не больна СПИДом.

В середине ноября, когда она наконец-то поверила в то, что полиция на самом деле оставила ее в покое, а сексуальная подоплека всей этой истории уже точно не попадет в газеты (поверить в это последнее было непросто, потому что больше всего  Джесси боялась огласки), она решила опять походить на сеансы к Норе Кэллиган. Она и сама не знала почему. Может быть, потому что ей вовсе не улыбалось просидеть в одиночестве весь остаток жизни, куря сигареты одну за одной и предаваясь тяжелым думам. Только теперь она начала задумываться, что ее жизнь могла бы сложиться совсем по-другому, если бы еще тогда  она нашла в себе силы рассказать Норе о том, что случилось с ней в день затмения. Или если бы в тот вечер в Ньювортской церкви разных конфессий, когда они с Рут объяснялись на кухне, туда не вошла та девушка… может быть, это бы ничего не изменило… но может быть, и изменило бы.

Может быть, даже многое.

Поэтому она набрала номер ассоциации «Новое сегодня – новое завтра» портлендского объединения психотерапевтов, занимающихся частной практикой, в котором состояла Нора, и была потрясена до глубины души, когда ей сказали, что Нора еще год назад умерла от лейкемии – у нее была скрытая форма болезни, которая не проявляла себя никак, пока не стало уже слишком поздно что-либо предпринимать. Девушка, которая сняла трубку, спросила, не хочет ли Джесси встретиться с Лорель Стивенсон, тоже очень хорошим специалистом. Джесси помнила эту Лорель – высокую темноволосую и черноглазую красавицу, которая носила туфли на высоченных шпильках и производила впечатление женщины, которая получает удовольствие от секса исключительно в позе «женщина сверху». Она ответила, что подумает. И на этом ее эпопея с консультацией у психоаналитика благополучно закончилась.

За те три месяца, которые прошли с того дня, когда Джесси узнала о смерти Норы, у нее случались и светлые дни (когда она просто боялась), и дни просто кошмарные (когда она впадала в панический ужас при одной только мысли о том, чтобы выйти из комнаты, не говоря уже о том, чтобы выйти из дома), но только Брендон Майлерон слышал что-то более или менее близкое к полной истории о том, что случилось на озере, иными словами – что было «самого неприятного в жизни Джесси Махо»… и Брендон поверил далеко не всему, что она говорила. Посочувствовал, да. Но не поверил. По крайней мере не сразу. Да и кто сразу бы поверил в такой откровенный бред?!

– Никакой жемчужной сережки там не было, – доложил он ей через день после того, как она решилась ему рассказать про ночного гостя с узким белым лицом. – И следа у двери тоже. Во всяком случае, в полицейских протоколах об этом не упоминается.

Джесси пожала плечами и ничего не сказала. Она могла бы  сказать очень многое, но сочла за лучшее промолчать. Так было спокойнее. После всего, что она пережила в летнем домике на озере, ей очень нужен был друг, а Брендон был самой что ни на есть подходящей кандидатурой. И ей не хотелось его отпугнуть своими безумными речами.

И была еще одна причина. Очень простая причина: может быть, Брендон был прав. Может быть, ее темный гость и вправду был всего-навсего порождением игры лунного света и ночных теней.