Игра ферзей

— Сир, полковник барон Симеон Альбрехт, исполняющий обязанности командира личной гвардии, вместе с вверенными подчинёнными прибыл в ваше полное распоряжение.

— Вольно, полковник, — рявкнул я в ответ и, помолчав несколько мгновений, задал ему вопрос: — Почему именно в моё?

Гвардейский офицер, немного замявшись, ответил:

— Сир, на родовое гнездо был совершён подлый налёт штурмовой авиации принца Меркво, в результате которого принц Фэй был смертельно ранен. Понимая, что недолго протянет, и не имея прямых наследников, мой сюзерен принял решение назначить вас, сир, своим прямым наследником. Предсмертное завещание было надлежащим образом зарегистрировано в королевской канцелярии, так что теперь вы являетесь полноправным сюзереном, и мы готовы прямо сейчас принести вам присягу верности. Заверенные документы, подтверждающие ваши законные права, прибудут сюда из канцелярии завтра к полудню.

М-да, чего-чего, но такого я и вообразить себе не мог, моей фантазии на такое просто не хватит, но каков принц, а?! Одним росчерком пера фактически принудил меня отомстить за свою смерть и разорение родового гнезда, и ведь отказаться нет никакой возможности, потеряю лицо и напрочь угроблю личную репутацию. В общем, намертво он привязал меня к королевству и, по сути, за меня определил дальнейшие действия, ведь теперь я как-никак один из официальных кандидатов на престол королевства Лейрин.

— Я так понимаю, полковник, помимо высокого титула и активов на меня возлагается обязанность вендетты в отношении принца Меркво.

— Так точно, сир! — со злобным оскалом прорычал барон Альбрехтон и, приложив правую руку к сердцу, с чувством воскликнул: — Сир, вы можете смело на нас положиться, мы, гвардия, вас никогда не подведём!

— Хорошо, барон, — после минутной паузы отозвался я, — ритуал принесения присяги мы проведём после того, как разберём завалы и захороним покойного в родовом склепе.

— Разрешите выполнять, сир?

— Выполняйте.

Полковник с посветлевшим лицом и радостной улыбкой на устах козырнул и, резко развернувшись на каблуках, строевым шагом подошёл к стоявшим по стойке смирно гвардейцам и деловито стал отдавать приказы.

Наблюдая за развернувшимся действом, совершенно ошарашенный Ржавый с выпученными глазами посмотрел на меня и почему-то совсем тихим шёпотом спросил:

— И что это всё значит, командир?

— Да в общем-то ничего для нас принципиально нового, просто теперь будем брать власть в свои руки, пока только в отдельно взятом королевстве Лейрин, да к тому же на вполне законном основании.

Что-то пробурчав невразумительное себе под нос, Ржавый, медленно покачав головой, пощупал наложенные медицинские тампоны и, ещё раз внимательно посмотрев на меня, куда-то медленно побрёл, продолжая что-то себе нашёптывать. Проводив его взглядом, я глубоко вздохнул, Ржавый впервые на моей памяти впечатлился от осознания того, на какую верхотуру он, будучи от рождения босяком и потомственным обитателем городских трущоб, поднялся. До этой минуты он всё происходящее воспринимал как некую игру, пусть и опасную, но всё-таки, а вот теперь… Теперь он взглянул на происходящее совсем с другой стороны. Ему надо было дать время прийти в себя, а потом загрузить работой по самое не могу, во избежание, так сказать, нервного срыва или неверных выводов, и ещё неизвестно. что из того хуже для меня и для него лично.

Повздыхав какое-то время, я вызвал на связь базу и дал распоряжение дежурному офицеру немедленно выслать бригаду спасателей под прикрытием тяжеловооруженных глайдеров. Ещё раз оглядев руины, я решительно направился к начальнику моей личной охраны. Впереди ждал тяжкий труд, наверное, схожий с трудом раба, прикованного стальной цепью к веслу галеры, вот только цепи мои были незримы и вообще не материальны и назывались они долг, честь, совесть и ответственность за людей, пошедших за мной по доброй воле, а не по принуждению. И держали они меня куда крепче, чем всякие там стальные оковы, которые при сноровке несложно снять, а вот куда девать внутренние скрепы, я не знал и, если быть откровенным и честным с самим собой, знать и не хотел вовсе. Таков мой личный и осознанный выбор, от которого может избавить только моя биологическая смерть, и больше ничего.

Глава 29

— Эстель, ну, сколько можно сиднем сидеть и тупо молчать, таращась в одну точку?! — в сердцах выпалила Кити, с тревогой наблюдая за подругой, отрешённо смотревшей в окно с того самого момента, когда кабинет покинул Нестор Махно.

Девушка, чуть шевельнувшись, вздохнула и, не меняя положения, совсем тихо проговорила:

— Кити, я не знаю, что мне делать.

— То есть как?! — опешила та, с изумлением уставившись на лучшую подругу, поведение которой вызвало в её душе большую тревогу.