Игра Герцога

— Впрочем, мы знаем, что ещё один член нашего братства избежал страшной участи! Прекрасная Игра поможет нам разобраться во всём, чтобы уйти в Вечность и не докучать её надоедливыми вопросами, — Вигель ударил в ладоши. — Фон дер Вице!

«Фон дер Вице!» — раздалось звуком падающих камней, словно кто-то приблизился, и крепкими ударами раскачал, пошатнул своды старинной шахты.

Саша вновь хлопнул в ладоши, и раздался звук, словно ударили в старинные литавры.

В шаге от Антона Силуановича засеребрился тонкий парок. Поднимаясь с шипением и отбрасывая искры, светлый дымок всё яснее обретал черты силуэта — некоего господина в заграничном платье. Вскоре тот проявился полностью — это был молодой человек, который вытаращил глаза от удивления. Он, конечно же, сразу узнал Солнцева-Засекина и побледнел, но, обернувшись к зеркалам, еле удержался на ногах:

— Ну здравствуй, приятель! Да, да, здравствуй! А ты не хвор, дорогой наш! Говорят, в Париже ныне стоят отменные погоды? — посыпались с неприятным шелестом голоса с зеркал, словно облупившаяся краска осыпалась с шершавой стенки.

Внезапно появившийся гость дрожал, кусая ноготь до крови, и бросался то к Антону Силуановичу, то отшатывался от него в сторону зеркал на полусогнутых ножках в полосатых, обтягивающих крупные ляжки штанишках.

— Как вы здесь? Где я⁈ Что за дурацкие такие шутки⁈ — он наконец извлёк палец, разомкнув розовые губы. По-детски зажмурился, потёр глаза кулаками. Не помогло — картина не поменялась. — Боже, боже! Но я ведь только что ехал в прекрасном экипаже, в не менее прекрасной компании, в прек, — он стал заговариваться.– По пре-прекрасной улице Вожирар!

— Да, мы знает, дорогой ты наш! Ты возымел желание побывать ныне в театре «Одеон»! Что там должны были давать — «Завтрак у Витгенштейна»? Кхе, кхе, недурно! — говорит монотонно Саша Вигель. — Ох, как он прекрасен, театр «Одеон», эта архитектурная жемчужина Парижа! Жаль только, никому из нас теперь уж никогда не суждено побывать там, увидеть великолепие его убранства, эти золотые полукруглые арки, ах! Но, поверь мне, здесь ничем не хуже, даже напротив, и зрителей — намного больше! И все они смотрят теперь на тебя!

Фон дер Вице задрал голову, но тут же опустил глаза.

— Вот именно, не стоит и вовсе обращать внимание на наших зрителей, иначе так недолго и сойти с ума, — продолжал Вигель, покачивая рукой с тяжёлым металлическим браслетом. — Главными твоими зрителями, а то точнее даже, и не зрителями вовсе, будем мы. Назовёмся мы совсем иначе…

Лица друзей на зеркалах замерцали, словно фонари, и, пульсируя, проявлялись то бледными гротескными изваяниями из гипса, то жёлтыми черепами. Вигель нацепил пенсне, и череп со стеклянным кругляшом на пустой тёмной глазнице заставил вздрогнуть даже Антона Силуановича, хотя тот и знал, что от злой Игры можно ждать любых метаморфоз.

— Итак, друг Антоний, раз выжили только вы двое, ты просто обязан сразиться за всех нас с этим предателем на дуэли! Да, да, именно он предал нас тогда, если ты ещё этого так и не уяснил! И назовёмся мы все сегодня никем иными, как секундантами! Мы будем хотя и безучастными, но всё же свидетелями этого столь долгожданного для нас события!

— Вы что? Господа⁈ Как можно? Да разве ж это не сон? Ведь я только что ехал! — вновь истерично произнёс фон дер Вице. — Как меня — сюда? Почему?

— Господин фон дер Вице, великодушно простите, что столь неучтиво выдернули вас из самого чрева Парижа. Видите ли, вам выпала большая честь — принять участие в Игре! И хотя здесь немало зрителей, но всё ж единицы из рождённых под луною когда-либо удостаивались присутствовать на ней! — это произнёс незримый Гвилум.

Тот, кому были обращены слова, вновь оступился, и поднял глаза к сводам.