Игра и Реальность

Перед самым окончанием сеанса был момент, когда она испытала сильнейшее чувство, связанное с представлением, что, когда она была ребенком, рядом не было никого (с ее точки зрения), кто бы понял, что она оказалась в области бесформенного. Как только она это осознала, пациентка страшно разозлилась. Если у этой сессии и был терапевтический результат, он главным образом происходил из этого прилива сильного гнева, гнева, относящегося к конкретной вещи, не к безумному, а логически мотивированному.

Во время ее следующего визита, следующей двухчасовой сессии, пациентка сообщила, что очень многое сделала за время, прошедшее с предыдущей сессии. Конечно, она волновалась, когда говорила о том, что я мог принять за прогресс. Она нашла главное слово — идентичность. Большую часть этой длинной сессии заняло описание ее занятий, среди которых были уборка, которая откладывалась месяцами и даже годами, а также творческая работа. Несомненно, много из того, что делала, она сделала в свое удовольствие. Однако все это время она демонстрировала сильный страх потери идентичности, как будто это может вывернуть наружу все ее паттерны, показать, что вся ее взрослость наиграна, что ее прогресс ради аналитика и по пути, заданному аналитиком, — тоже игра.

День был жарким, пациентка устала: она откинулась на кресло и уснула. Сегодня она подобрала себе одежду, пригодную и для работы, и для визита ко мне. Она проспала около десяти минут. Проснувшись, она продолжала говорить о своих сомнениях в достоверности того, что она в действительности делала дома и даже в свое удовольствие. Важным результатом ее сна было то, что она почувствовала, что что-то не так — она не запомнила сновидений. Это было, как если бы она просто спала, отдыхала, вместо того чтобы видеть сны для анализа. Мое замечание о том, что она заснула просто потому, что хотела спать, было облегчением для пациентки. Я сказал, что сновидения — это просто то, что происходит, когда вы спите. Теперь она почувствовала, что сон был очень ей полезен. Она захотела поспать еще, а когда проснулась, она чувствовала себя более реальной и почему-то не помнящей никаких сновидений, которые уже не имели никакого значения. Если не фокусировать взгляд, то ты будешь знать, где находятся предметы, но не будешь их видеть, и пациентка говорила о том, что ее разум сейчас именно в таком состоянии. Он расфокусирован. Я сказал: «Но во сне разум не сфокусирован ни на чем, кроме тех сновидений, которые можно перенести в реальность после пробуждения и рассказать о них». Я вспомнил слово бесформенность из предыдущей сессии и применил его для обозначения грез вообще, по контрасту со сновидениями.

Оставшаяся часть сессии прошла очень продуктивно — пациентка ощущала реальность и сама работала над проблемой, вместе со мной — ее аналитиком. Она продемонстрировала очень хороший пример того, насколько велико число непредвиденных случайностей в тех фантазиях, которые парализуют деятельность. Это стало путеводной нитью, которую она дала мне для понимания сновидения. Фантазия имеет отношение, допустим, к каким-то людям, которые пришли и вселились в ее (пациентки. — Прим. пер.) квартиру. Вот и все. Сон о том, что пришли люди и вселились в ее квартиру будет связан с тем, что она находит в самой себе новые способности и возможности, а также с тем, что она получает удовольствие, идентифицируясь с другими людьми, включая своих родителей. Это противоположно чувству оформленности по образцу и позволяет идентифицироваться с другими, не теряя при этом собственной идентичности. Зная большой интерес моей пациентки к поэзии, я нашел вполне подходящий язык для поддержки своей интерпретации. Я сказал, что фантазия — всегда об определенной вещи и это тупиковая ситуация, в ней нет поэтической ценности. Соответствующее сновидение, однако, содержит в себе поэзию, значения слой за слоем связаны с прошлым, настоящим и будущим, внутренним и внешним и всегда характеризуют суть ее личности. Это поэзия сновидения, которая отсутствует в ее фантазиях, поэтому я не могу дать осмысленную интерпретацию ее фантазиям. Я даже никогда не пытался использовать материал фантазий, которых дети в латентном периоде могут производить в любом количестве.

После сделанной нами работы пациентка стала глубже осознавать и понимать, а главное, чувствовать символизм сновидения, отсутствующий в ограниченной области фантазирования.

После этого она совершила несколько экскурсов в воображаемые планы на будущее, которые, кажется, сулили грядущее счастье, отличное от сосредоточенного здесь-и-теперь удовлетворения в фантазировании. Все это время мне необходимо было быть особенно осторожным в словах, и я указал ей на это, чтобы не выглядеть радостным за нее, за то, как она изменилась, за все, что она сделала; она бы тогда быстро почувствовала, что я вогнал ее в свои рамки, а за этим последует максимальный протест и возвращение к стабильности фантазий, пасьянсам и другим соответствующим рутинным занятиям.