Игра. Я поймаю тебя

Вдруг он поднимается, уходит в ванную, откуда возвращается спустя минуты три уже бодрый и с горящим взглядом, но не успеваю я и слова сказать, как этот Бронтозавр стаскивает с меня одеяло, а через мгновение припадает губами к низу живота.

— То есть, там теперь сидит мини Игнашевский?

— Угу, не зря ты так старался последний месяц. Затрахал меня вконец, но своего добился, — накрываю рукой его голову и направляю пониже. Все-таки неделя без него мне далась слишком тяжко.

И следующие пять минут я отсутствую на планете Земля.

Да, мой Минотавр во всем лучший, даже в своей вредности и обидчивости. Мы же повздорили перед его отлетом. Ян разобиделся за то, что я не захотела лететь с ним. А я не могла, потому что институт никто не отменял. И при всем желании быть с любимым волкодавом, была вынуждена учиться и восстанавливать свое доброе честное имя перед слегка неадекватными преподавателями.

А когда меня начинает трясти от удовольствия, Ян накрывает собой, входит полностью, правда, очень осторожно.

— Мы с тобой вообще умеем общаться в не горизонтальном положении? — покрываю поцелуями его лицо.

— Так куда продуктивнее, куколка, — продолжает медленно двигаться.

— Ты можешь и быстрее.

— Не хочу быстрее, хочу медленнее и дольше. Ставлю на сына, кстати.

— Кто бы сомневался, — вжимаюсь головой в подушку. Блин, чувствую, до второго оргазма рукой подать.

— Я чуть с ума не сошел там без тебя, — вдруг останавливается.

Боже, как я его люблю. За эти месяцы полюбила еще сильнее. Несмотря на вид эдакого громоотвода, на весьма сложный характер, Игнашевский внутри мальчик, нуждающийся в постоянной ласке, постоянных поцелуях и словах, что он нужен, что любим. Ян может решить любую проблему, если сказал, что сделает, то пойдет и сделает. Но без ласки ему никак нельзя, без нее он засыхает, черствеет, начинает думать о прошлом:

— А я без тебя.

— Скажи, что любишь меня.

— Я очень сильно люблю тебя, Ян.

И он снова начинает двигаться, я же снова проваливаюсь куда-то, где остаемся только мы. А от мысли, что скоро у нас будет малыш, разрядка наступает моментально.

Так и валяемся в постели до самого обеда не в состоянии отлипнуть друг от друга.

— Мне нужно кое о чем рассказать тебе, — гладит по волосам, — хотел еще до поездки, но не стал нагнетать.

— О чем? — нагнетать? Да от одного его тона мне уже плохо.

— О твоей сестрице. Я с ней встречался за три дня до командировки.

— Зачем? — тут же поднимаюсь.

— Затем. Она таки решила подвинуть тебя — отжать квартиру тетки. Я посчитал это верхом наглости и пресек попытку. Широкова, между прочим, очень даже хорошо выглядела. При костюме, при хорошем адвокате. На работу устроилась, вот-вот должна была свалить за границу. Баба она деловая, контактов у нее много. Но со мной ей не тягаться.

— С тобой вообще мало кому тягаться, — усмехаюсь через силу.

— Это да. Так вот, квартира теперь полностью принадлежит тебе. А чтобы у Ольги не возникло «рецидива», я ее предупредил обо всех возможных последствиях. Мой адвокат нарыл много интересного про нее. Хочешь узнать?

— Нет. Не хочу. Это ее грязное белье. Я всегда тянулась к ней, ну, как любые младшие тянутся к старшим. Любила, приезжала по первому зову, но все обернулось так, как обернулось. И зла я не держу, потому что сама не святая. Мы обе постарались, чтобы стать друг для друга чужими.

На что он понимающе кивает:

— Что-то я жрать хочу.

— Ну, еще бы.

— А ты? Аппетит вырос? Тошнота есть? Головокружение?

— Пока что только дикая сонливость. Ты же знаешь, я и без этого жуткий ленивец, готова спать по двадцать часов в сутки.

— Знаю, малыш, — целует в голову, — знаю. Так что? — поднимается, натягивает трусы. — Родишь мне сына? Я бы его Саней назвал.

— Смотря как будешь себя вести, — тоже поднимаюсь. — Ян, — подхожу к нему, — пообещай, что больше не будешь умалчивать такие вещи. Вся эта история с Ольгой по сей день сидит занозой. Пожалуйста, рассказывай сразу, ладно?

— Ладно, даю слово, — касается плеча, скользит пальцами вниз, — как рука?

— Хорошо. Физиотерапия с витаминами здорово помогли. Теперь даже на погоду не ломит.

— Значит, мы наконец-то можем отдохнуть. Мой папан уже весь мозг проел вопросом, когда привезу знакомить его с цельной женой.

И еще два года спустя…

Ян

— Не-не-не, ей цитрусовые нельзя, — останавливаю старика от попытки всучить Сашке дольку чего-то оранжевого.

— Это манго, сын. Не паникуй, — все-таки дает малявке попробовать тропический фрукт, а та и рада. Вся в меня, похомячить любит. Щеки наела будь здоров.

— Александр Валерьевич, доброе утро, — заходит в кухню моя вторая любимая женщина, — как у вас тут дела?

— Чудесно, дочка, все просто чудесно, — расплывается улыбкой папаня, — довольна наша краса как слон.

— Вкусно тебе? — Ева целует дочь в загорелую щеку. — Привет, — наконец-то доходит до меня.

— А местного аборигена что же? Никто целовать не будет? — подмигивает ей папаня.

— Обойдешься, — обнимаю свою рысь, — тебя пусть целуют местные la pollitos[1], они падкие на печеные яблоки.

— Вот мурло небритое — усмехается старый хрыч.

— Привет. Так что? Сегодня на Альмиру? — целую Еву.