Игра королей

— Практичность, Павел Иннокентьевич, делает жизнь проще. Сюда я, например, пришла из чисто практических соображений — в этой истории давно пора было поставить точку. Я вам даже благодарна за предоставленную возможность: остальные, кто хоть каким-то боком касался, меня берегли. Щадили, жалели. К примеру, снимки эти я самым наглым образом утащила из архива доктора Тищенко. В конце концов, это была моя история болезни, не чья-нибудь, а док Ти мне даже зеркало не давал. И Журавлева я убила по вполне практической причине: иначе он убил бы меня. Они еще поспорили об этом с Борюсиком — Яковлевым, надо полагать. У меня-то на голове тогда мешок был, так что гарантировать не могу, но похоже на то.

— Поспорили, убивать или не убивать? — хмуро поинтересовался Варнавский. Изысканный вкус сигары начал примирять его с окружающей действительностью, но, к сожалению, только начал. До полного примирения было еще далеко.

Графиня саркастически улыбнулась. Определила сигару в пепельницу. Сцепила пальцы на затылке, вальяжно откинулась на спинку кресла. Забросила ногу на ногу, поболтала в воздухе полуснятой туфелькой — Павел Иннокентьевич прекрасно видел этот маневр сквозь прозрачную столешницу. Покачала головой:

— Ну что вы! Предметом спора были исключительно сроки. Борюсик напоминал, что Лехе было приказано меня убить, а не тащить туда. А тот отбрехивался, что нет никакой разницы, убить сейчас или потом, опознавать будут исключительно по ДНК-грамме. Зато я — не уличная девка, явно выносливая и продержусь долго.

Каперанг тихонько выругался. По долгу службы ему случалось сталкиваться с самыми разнообразными проявлениями человеческой натуры, да и собственную натуру проявлять доводилось по-всякому. Скажем, выбивание информации, в том числе, в случае необходимости, и физическое, не вызывало у него никаких эмоций. Надо — значит надо. Но это… а женщина продолжала:

— Так что когда этот типус расковал мне ноги и появился пусть и маленький, но люфт по вертикали — руки-то были над головой, наручники на карабине, карабин на цепи — я его, родимого, того… зашибла, в общем. Ногами. Нет, вы представляете — ведь вплотную подошел! Хватило же наглости! Решил, видимо, что я уже в полной кондиции. Тем более что во рту кляп, точно больше не укушу. Идиот, что с него взять. Хотя… может быть, и не идиот. Просто ему не хватило… терпения, наверное. Или навыка сделать все как следует и верно оценить результат. Если есть время, навыки и достаточно терпения, ломаются все. Мне просто повезло. А потом… хотела уже выбираться, там, по-хорошему, и делать-то было нечего, кости ведь целы остались, нос не в счет. Зацепиться ногами повыше карабина, открыть его, спрыгнуть, потом ключ-карту достать у Лехи из кармана, снять наручники… нож у него был, правильный нож, острый, как он меня им… м-да. В общем, на первое время в качестве оружия подходил, а там еще что-нибудь подвернулось бы… да силы не рассчитала. У меня же болело вообще все, вот и не смогла определить, насколько сильно пострадала именно спина. Сорвалась, и весь вес пришелся на плечевые суставы. А им-то и без того досталось. Поверьте, я даже не помню, как меня сняли с цепи. Очнулась уже на топчане и десантура вокруг толпится.

Она отпила глоток коньяка и покивала, подтверждая качество продукта.

— Потому, повторяю, кто, где и как Яковлеву билет на тот свет оформил — не ко мне вопрос. Правда, когда Одинцов выносил меня оттуда, я видела какое-то тело на полу, но лица не разглядела. Я вообще плохо видела тогда. Глаза заплыли. Да вы и сами все видели, что я тут распинаюсь…

Она говорила бесстрастно, размеренно, словно читала лекцию, а Варнавский чувствовал, как становится трудно дышать. Кисейной барышней он себя вполне оправданно не считал, по службе навидался всякого и привык держать воображение в узде. Но сейчас перед глазами стояла комната под землей и изуродованная женщина, убившая своего палача, пытающаяся дотянуться ногами до цепи, к которой прикованы руки, и — падающая.

Ведь не сдалась же, не впала в отчаяние, не сошла с ума от боли и ужаса, держалась до последнего, выхватила шанс, воспользовалась им… а развить преимущество сил не хватило. Да, в чем-то бывший полицейский, бывшая послушница, бывший пилот и тактический координатор права: сломить можно любого. Вот только в данном конкретном случае везение ни при чем.

— Вы боец, Мария Александровна. Настоящий. Знаете, моей старшей дочери сейчас столько же лет, сколько было вам тогда, на Орлане. Боюсь, однако, что попади она в такую ситуацию, у нее не оказалось бы достаточно мужества и воли. Лена, в отличие от вас, не боец совершенно.

— А может, это и неплохо? — Серо-голубые глаза подернулись серебристой патиной, задумчиво сузились, и что видела сейчас графиня Корсакова, так и осталось для каперанга загадкой. — Я думаю, Павел Иннокентьевич, что в этом и состоит моя служба. И ваша тоже. Служба всех бойцов. Чтобы все остальные, те, кто за нашими спинами, могли позволить себе не быть бойцами.