Кевин Даунинг держал меня на крючке, но это совершенно меня не волновало. Я все еще был на свободе и чувствовал себя последним оставшимся в живых после перестрелки. Я с удовлетворением смотрел, как мои бывшие боссы в UBS один за другим падали со своих насестов и банк был вынужден навсегда отказаться от своего самого грязного бизнеса. С моей точки зрения, ему пришлось заплатить слишком маленький штраф. Однако с точки зрения цены акций он огреб по полной и его высокомерные боссы с трудом пытались не потерять свои отвисшие челюсти. Вкладчики забрали из банка свыше 200 миллиардов долларов. Опционы, принадлежавшие высшим руководителям, были привязаны к цене акций и теперь практически ничего не стоили (я продал свои акции давным-давно, когда все еще было в порядке). Банк навсегда утратил репутацию заведения, в котором можно открыть секретные номерные счета. Ни один американец больше никогда не обратился бы к UBS, чтобы прокатиться на удобном лифте к его шикарному хранилищу. И я знал, что на этом плохие новости не закончатся. Банк проводил свои мошеннические схемы во многих странах, и теперь их правительства видели, как Америка возвращает обратно свои деньги. Франция и Германия уже проснулись и начали собственные расследования. UBS оказался в сердце урагана, получив лишь небольшую передышку. Однако край урагана уже показался на горизонте, и все обещало стать намного хуже.
В мае Даунинг наконец связался с моим адвокатом Дэвидом Майером и поделился с ним печальными новостями. Судя по всему, его невероятные оправдания закончились и он не знал, как помучить меня подольше. Суд Южного округа Флориды установил окончательную дату слушания вопроса о моем приговоре — 21 августа 2009 года и отказался предоставлять дальнейшие отсрочки. Даунинг никогда прежде не позволял закону влиять на его собственные действия, но у него кончились боеприпасы. Для нас это означало еще три месяца ожидания, однако мы ждали оглашения этой судьбоносной даты почти целый год.
— Ну что, пришло время, — сказал я Майеру. — Пора драться.
За день до назначенной даты я упаковал небольшую сумку и сел на самолет, летевший в Форд-Лодердейл. Я знал, что не задержусь там. Моя судьба уже была решена прогнившей системой.
Глава 13 / Козел отпущения
Это был идеальный день для казни.
Казалось, Форт-Лодердейл в августе располагается намного ближе к Солнцу, чем любая другая точка Земли. Ряды гостиниц вдоль линии пляжа блестели так ярко, что на них было больно смотреть, а дороги мерцали, как миражи в пустыне. На пальмах не шевелился ни один лист, в воздухе висел запах испарений, смешанный с морской солью, а пляжи из белоснежного песка были почти пустыми из-за жары. Однако все это не имело для меня никакого значения. Для меня существовал только судья Уильям Злох.
В тот самый момент, когда Злох вышел из совещательной комнаты в зал суда, я понял, что был абсолютно прав, когда подал магистрату Зельцеру свое признание: «Виновен по всем пунктам». Злох был высоким человеком с каменным подбородком, глазами, зелеными, как у ящерицы, и порядочной копной белых волос. Перед началом заседания я провел небольшое расследование и узнал, что он был нападающим в команде университета Нотр-Дам по американскому футболу и лейтенантом ВМФ в конце войны во Вьетнаме. У него была репутация угрюмого эгоиста, даже ближайшие соратники называли его упертым властолюбцем. Лайза Эрроувуд, старший партнер в фирме Дэвида Майера, называла Злоха «настоящим засранцем». Он любил припечатывать своими язвительными репликами и ответчиков, и адвокатов.
В судебном зале Злоха встретились два противоборствующих лагеря. Слева перед судьей стояли мы — я, мой адвокат Дэвид Майер и один из его местных помощников. А справа расположились представители «правительства», как называл их Злох: Кевин Даунинг, Джеффри Нейман и третий прокурор, Майкл Бен-Ари. Я не до конца понимал, что там делает Бен-Ари, возможно, Даунинг не хотел, чтобы представителей противника было больше, или ему нужен был кто-то, кого можно было бы посылать за лимонадом.
Свидетелей в зале не было — они и не нужны на суде Линча. Галерка зала была заполнена представителями СМИ, но единственным дружелюбным наблюдателем был мой брат Дуг, пришедший меня поддержать. Он стоял за мной, я чувствовал потоки его энергии, понимая, что как бы ни повернулось дело, он не сможет сказать в мою защиту ни слова.
Разбирательство открылось без клятв говорить правду и только правду. Говорить предстояло в основном Кевину Даунингу и его помощникам, и суд по умолчанию считал, что правительственные прокуроры не лгут.