Игра Ловца

Мимо прошел старик, кутавшийся в неброский, но дорогой плащ из черного бархата. В тусклом свете свечей блеснула золотая застежка с синим сапфиром. Лицо старика осунулось, слезящиеся глаза превратились в слепые бельма, с губ срывался жестокий кашель, казалось, вот-вот вытряхнувший душу из этого немощного тела. Старик зажег несколько свечей у статуи Льва Ночи и заковылял к ближайшей нише, чтобы лечь и больше не просыпаться.

Человек пошел дальше.

Меж рядов темных скамеек скользили редкие прихожане ставившие свечи возле той или иной статуи. Чуть больше людей скопилось возле пруда с чернильно-черной водой. Зачерпнув из него воды, они отправлялись к лежанкам, укрытым в неглубоких нишах, умиротворенно закрывая глаза.

Человек прошел мимо идолов Черного Козла и бледного отрока с мечом, отметив появление новых свечек, миновал Путника и остановился перед изваянием из черного мрамора. По сравнению с остальными эта статуя была невысока — всего-то в человеческий рост. Изображала она красивую женщину — ни один скульптор в известном мире не мог бы добиться такого совершенства черт и пропорциональности форм. На полных губах играла загадочная и жестокая улыбка.

А у ее ног горела целая россыпь свечей — больше чем у любой иной статуи. Красное пламя отражалось в глазах женщины и человеку внезапно показалось, что она пристально наблюдает за ним.

— Валар Моргулис, — пробормотал человек и устремился в дальний конец зала. Показалось ли ему или он и впрямь услышал долетавший за ним тихий шепот.

Валар Дохаэрис.

Глупость, конечно, думать, что этот шепот произнесли безупречные губы черной статуи.

Но шаг человек все же ускорил.

— Мы зря принесли ее сюда.

Говоривший это был толст, с крючковатым носом и желтозубым ртом. Черные глаза беспокойно блестели в пламени свечей. Он носил черно-белую хламиду — как и все, кто собрался в подземельях Черно-Белого дома. Тридцать жрецов, больше чем когда-либо встречалось здесь, сидели на стульях из черного эбенового дерева и белого чардрева. Ни один из них не носил своего лица, взяв те личины, что казались наиболее подходящими сегодня. Лица эти, все как один, были уродливы, искаженные злобой, страхом и гневом, хотя никто из собравшихся не испытывал подобных чувств, неведомых служителям Многоликого.

Но в их голосах звучала тревога.

— На все воля Многоликого, — негромко произнес молодой человек с лицом покрытым отметинами от Серой Хвори, — и если он явился на землю в таком обличье…

— В обличье ведьмы? Разве бог жаден до власти, почестей и славы?

— Если бы ее волновало это, она бы и по сей день правила Вестеросом, — заметила пожилая женщина в платье из фиолетово-черного бархата, — потом, разве не она уничтожила того, кто оскверняет Дар? Возможно она и не сам Многоликий, но его орудие.

— У бога много орудий, — заметил косоглазый мужчина с лицом покрытым бородавками, — но не каждое удостаивается чести занять место в Черно-Белом Доме. Не много ли чести — уподоблять ее самому богу?

— Число ее почитателей в Браавосе растет с каждым днем, — заметила женщина, — и у статуи, что мы вывезли из Долины Аррен, никогда не гаснут свечи.

— Толпы всегда ошибается, — передернул плечами толстяк, — от того, что это заблуждение распространилось в народе оно не стало менее истинным. Я настаиваю на то, чтобы удалить ведьму из Черно-Белого дома.

— Согласен, — кивнул косоглазый и одновременно с ним выразили свое согласие тем иили иным способом еще семнадцать человек. Осташиеся в меньшинстве промолчали.

— Значит, решено, — вставая, сказал толстяк, когда в коридорах за дверью вдруг послышались быстрые шаги и в комнату влетел послушник. Даже сквозь маску проступал обуявший его страх.

— Вам надо на это взглянуть! — выдохнул он.

Пруд посредине храма изменился — он и сейчас казался черным, но оттенок этой черноты стал иным. При ближайшем рассмотрении стало очевидно, что пруд до краев наполнен кровью. Кровь падала и из глаз Плачущей Госпожи, окрасив содержимое чаши.

— Что это? — воскликнула женщина, но ответить ей никто не успел: внезапный порыв ветра распахнул черно-белые двери. Вслед за этом послышалось хриплое карканье и в храм влетела целая стая ворон. Оглушительно хлопая крыльями, они рассаживались над статуей Душелова, искоса посматривая на высшее жречество своими глазками-бусинками.

А потом через распахнутые двери послышался грозный рык и крики насмерть испуганных людей. Сквозь распахнутую дверь виднелись отблески многих пожаров.

Исполинская крылатая тень опустилась на пригорок, на котором стоял Черно-Белый Дом и новый еще более ужасающий рык, сотряс храм и в тот же миг рухнули все статуи, погребая под своими обломками упокоившихся в нишах людей. Лишь изваяние, облепленное усевшимися на нем воронами, продолжало стоять. В следующий миг в дверь просунулась драконья морда, оскаленная множеством острых клыков. На загривке крылатого ящера сидел некто, невысокий и стройный, затянутый в черную кожу.

— Это здесь поклоняются Смерти? — послышалс соблазнительный женский голос, — значит, я зашла вовремя.