Игра Льва

Полет продолжался, а Сатеруэйт, похоже, потерял интерес к разговору и несколько раз зевнул. Самолет двигался вдоль побережья штата Нью-Джерси, солнце уже садилось. Халил увидел внизу разбросанные огни.

– Что это? – спросил он.

– Где? А-а... это Атлантик-Сити, я был здесь однажды. Отличное место, если вы любите вино, женщин и песни.

Халилу вспомнилась строчка из стихотворения великого персидского поэта Омара Хайяма: «Будут гурии, мед и вино – все услады вкусить нам в раю суждено».

– Значит, это рай? – спросил он.

Сатеруэйт рассмеялся.

– Да. Или ад. Зависит от того, как карта ляжет. Вы игрок?

– Нет.

– А я думал, что сицилийцы азартные игроки.

– Мы вовлекаем других в игру. Побеждают те, кто сам не участвует в игре.

– Тут вы правы.

Сатеруэйт сделал правый разворот, и самолет лег на новый курс.

– Здесь мы перелетим через кусочек Атлантики и попадем прямо на Лонг-Айленд. Я начинаю снижаться, так что может слегка заложить уши.

Халил взглянул на свои часы: пятнадцать минут восьмого, солнце уже почти зашло за горизонт на западе. На земле внизу было темно. Халил снял солнцезащитные очки, положил их в карман пиджака и надел обычные очки.

– Я вот думаю, какое совпадение, что у вас друг живет на Лонг-Айленде, – обратился он к Сатеруэйту.

– Это точно.

– А у меня есть клиент на Лонг-Айленде, которого тоже зовут Джим.

– Но это не может быть Джим Маккой.

– Да, его фамилия Маккой.

– Он ваш клиент? Джим Маккой?

– Так это тот самый директор Музея авиации?

– Да, черт меня побери! Откуда вы знаете его?

– Он покупает полотно на моей фабрике в Сицилии. Это специальное полотно для масляных красок, но оно прекрасно подходит для того, чтобы обтягивать им каркасы старых самолетов в его музее.

– Бывает же такое! Значит, вы продаете Джиму полотно?

– Я продаю их музею. С самим мистером Маккоем я никогда не встречался, но он очень доволен качеством моего полотна. Оно не такое тяжелое, как корабельная парусина, а поскольку его нужно натягивать на каркасы, то масса материала имеет большое значение. – Халил постарался вспомнить, что еще ему рассказывали в Триполи, и продолжил: – Так как моя ткань предназначена для художников, она обладает способностью поглощать самолетную краску гораздо лучше, чем парусина. Парусина в любом случае сегодня встречается редко, ведь большинство парусов изготавливают из синтетических волокон.

– Да? А я и не знал.

Халил помолчал некоторое время, затем спросил:

– А мы могли бы сегодня вечером навестить мистера Маккоя?

Билл Сатеруэйт задумался.

– Наверное... я могу ему позвонить...

– Я не стану пользоваться тем, что он ваш друг, и не буду вести деловых разговоров. Я только хочу увидеть самолет, крылья которого обтянуты моим полотном.

– Понятно. Я думаю...

– И разумеется, я буду настаивать, чтобы за эту услугу вы приняли от меня небольшой подарок... скажем, пятьсот долларов.

– Договорились. Я позвоню ему в офис и узнаю, на месте ли он.

– А если нет, то, может, вы позвоните ему домой и попросите принять нас в музее?

– Конечно. Джим сделает это для меня. Он давно приглашал меня на экскурсию.

– Отлично. А то утром у меня может не быть времени. Я хочу в рекламных целях подарить музею две тысячи квадратных метров полотна. Такая встреча даст мне возможность преподнести свой подарок.

– Разумеется. Да, бывают же совпадения. Мир тесен.

– И с каждым годом он становится все теснее.

Халил мысленно рассмеялся. Не было насущной необходимости в том, чтобы этот пилот устраивал ему встречу с бывшим лейтенантом Маккоем, но так получалось проще. У Халила имелся домашний адрес Маккоя, и не имело значения, где убить этого человека – дома вместе с женой или в музее. В музее, пожалуй, даже лучше, это было бы символично. Важно сейчас было только одно: ему, Асаду Халилу, требовалось сегодня вечером улететь на запад для завершения финальной части его деловой поездки в Америку.

Пока все шло так, как и планировалось. Через день или два американские спецслужбы могут установить определенную связь между убийствами, которые на первый взгляд совершенно не связаны между собой. А если они уже сделали это, то он готов сейчас умереть, потому что и так уже сделал много: Хамбрехт, Уэйклифф и Грей. Если он сумеет добавить к ним Маккоя, то совсем хорошо. Но если его поджидают в аэропорту, или в музее, или в доме Маккоя, а то и во всех этих местах, то по крайней мере умрет эта поганая свинья, которая сидит рядом. Халил бросил взгляд на пилота и улыбнулся. «Ты труп, лейтенант Сатеруэйт, но ты еще этого не знаешь».

Они продолжали снижаться, направляясь к Лонг-Айленду, и Халил уже мог видеть впереди береговую линию. Вдоль побережья горело множество огней, слева виднелись нью-йоркские небоскребы.

– Мы будем пролетать рядом с аэропортом Кеннеди? – спросил Халил.

– Нет, но вы можете увидеть его вон там, за заливом. – Сатеруэйт указал на огромное освещенное пространство рядом с водой. – Видите?

– Да.

– Мы сейчас на высоте тысяча футов, ниже схем посадок аэропорта Кеннеди, поэтому нам, слава Богу, не нужно иметь дело с этими ослами, которые сидят в диспетчерской вышке.