Игра мудрецов

Эдвард обернулся, вопросительно глядя на него, и Генри заговорил снова:

– Может, еще удастся отпраздновать победу. Идите вдвоем, расскажите все королю, и пусть ничего не делает. А я кое-что придумал.

– В великом сборнике цитат твоего отца случайно не было чего-то вроде «Учись на своих ошибках»? – негромко спросил Эдвард. – Если бы не я, у тебя под дождем сердце могло от боли остановиться. Если бы не ты, я бы из ущелья не вылез. Вместе мы воюем лучше, чем в одиночку. Что бы ты там ни придумал, я пойду с тобой.

– Это опасно, – покачал головой Генри. – Действительно опасно. Куда хуже, чем все, во что мы влипали до этого.

– А, ну тогда остаюсь, я-то надеялся на шикарный пикник. – Эдвард внезапно расплылся в диковатой, кривой улыбке, которой Генри еще ни разу не видел на его мрачном лице, и, подойдя ближе, протянул ему синевато-бледную, измазанную кровью ладонь. – Если ты когда-нибудь видел шахматный набор, в нем два белых рыцаря.

Генри фыркнул и осторожно пожал его руку. Мягкая ноющая грусть от музыки Петера все еще наполняла его до краев и подсказывала, что Эдварду будет куда тяжелее вернуться сейчас во дворец, чем пережить любую опасность. Месяц назад Генри бы сказал, что ему не нужен соратник, который еле шевелит рукой, но теперь он знал то, во что раньше бы не поверил: иногда не обидеть кого-нибудь важнее, чем показать свою силу.

– С благодарностью принимаю твою помощь, – проговорил он и вдруг понял, что красивые слова действительно подходят для важных моментов больше, чем обычное «спасибо».

– Я иду с вами, – сказала Лотта, по-прежнему не отрывая взгляда от Петера.

– И речи быть не может. Ты девушка, – предсказуемо ответил Эдвард.

– Мои птицы вам пригодились, верно? – спросила она, поворачивая к ним свое несчастное, опухшее лицо. – И наверняка снова пригодятся.

– А еще ты, уж извини, сестра предателя. Как тебе доверять? – гнул свое Эдвард. – Твой брат заманил нас в ловушку, откуда нам знать, что ты не сделаешь то же самое?

– Зверь уничтожил мою деревню. Я хочу, чтобы он сдох. И когда однажды встречу в Серебряной роще свою семью, смогу им всем сказать, что отомстила. А Петер… – Лотта заморгала и зло вытерла нос кулаком. – Мы в детстве мечтали, чтобы у нас были дары. Пусть он использует свой, а я свой. А потом вернусь за ним, и мы где-нибудь далеко начнем новую жизнь, такую, как в сказках. Куда идем, направо или налево?

– Для начала нужно оставить коней, – сказал Генри и тронул ее локоть, чтобы показать, что он все понял. – Они устали. Туда, куда мы идем, они нас доставить не смогут, да и в скалах от них пользы нет, только ноги переломают. А уж обратно как-нибудь доберемся.

Эдвард кивнул и повел Болдера в сторону конюшни. Он был, кажется, согласен на все, только бы Генри не заставил его остаться.

Последний раз Генри видел этот длинный сарай с резной крышей всего три дня назад, но с тех пор тут кое-что изменилось. Снаружи вся конюшня была разрисована мелом: от земли к крыше тянулись раскидистые белые деревья, на ветках которых сидели невиданные птицы и звери. Рисунки были неуклюжими, но почему-то все равно прекрасными. Настоящими.

– Кажется, у нашего конюха дар живописца, – уважительно пробормотал Эдвард, кивая на старую шляпу, лежащую у двери.

В конюшне было тепло, неразличимые в темноте лошади уютно хрустели сеном. Эдвард завел Болдера в деревянный загон, показал Генри, куда отвести Снежка, и оба молча начали расседлывать животных.

На прощание Генри погладил Снежка по носу, а тот принялся жевать воротник его куртки. Генри решил считать это знаком дружеского расположения, кое-как вытянул ткань из крепких лошадиных челюстей и пошел к выходу. Он не думал, что будет скучать по коню, который три дня назад норовил сломать ему шею, но начал скучать, еще не дойдя до двери.

Эдвард переживал разлуку с Болдером вполне достойно – стоял снаружи и пинал камни. И Генри понял, что осталось сделать только одно, прежде чем идти дальше. Он поднял с земли оставленный конюхом кусок мела и большими буквами написал на той стене, которая еще не была покрыта рисунками: «Папа, я жив и скоро вернусь домой». Король наверняка был бы рад получить от сына какую-нибудь весть, хотя, судя по гримасе, которую скорчил Эдвард, тот в этом сомневался.

– Ну, а вот теперь пора. – Генри прокашлялся и позвал: – Алфорд!

Лотта, сидевшая на скамейке около двери конюшни, тихо взвизгнула и прижала руки ко рту. К появлению людей из воздуха она не привыкла.

– А, вы уже вернулись? – добродушно спросил Алфорд. На этот раз руки у него были покрыты чем-то тягучим, вроде светлой мягкой глины. – Вот, помогаю булочнику с его первым удачным тестом. Рад, что моя помощь не понадобилась. Приятно тебя видеть, Генри, но мне уже пора.

– Стой! – выпалил Генри. – Помощь как раз нужна. Это и есть наше безвыходное положение.

Алфорд с сомнением посмотрел на ярко освещенный дворец, но все же сказал:

– Ну что ж, тогда внимательно слушаю.

– Я уверен, что ты не знаешь имени моего отца, – с нажимом проговорил Генри, – но вдруг ты сможешь перенести нас туда, где он сейчас?

Алфорд вытаращил глаза.