Игра на чужом поле

– Зависит от того, кто завтра придет и как представится. Мало ли чего я себе в голове навычисляла. Конечно, если придет дядька и скажет: «Здрасьте, я – главный мафиози», придется закрыть перед ним дверь. Я же не могу работать на преступников, хотя и с благородной целью. Но честно тебе признаюсь, Юра, будет жаль, если так случится. Интересную задачку я бы с удовольствием порешала. Но – при условии чистой совести. Я продажная тварь, да?

– Кто тебя знает, Ася. Я бы не рискнул.

– Может быть, и я не рискну. Ночью еще подумаю как следует. Вообще-то я ужасная трусиха, ты же знаешь. И мафии этой боюсь до дрожи в ногах. Представляешь, что будет, если они меня похитят?

– Тьфу, типун тебе на язык. Не связывалась бы ты с ними.

– Скучно мне, Юрик, не люблю, когда мозги ничем не заняты. Перевод – работа несложная, полной нагрузки не дает.

– Влюбись, – посоветовал Коротков. – Будешь целыми днями анализировать слова и поступки своего ухажера: как посмотрел да что сказал. Чем не задачка?

– Пробовала, – призналась Настя. – Не получается. Задачка простенькая, а эмоций – ноль. Наверное, я просто моральный урод. Мы по какой улице идем?

Коротков поднял голову, поискал глазами ближайшую табличку с номером дома и названием улицы.

– Улица Чайковского.

– Пойдем к переговорному пункту, это должно быть недалеко.

* * *

Вернувшись к себе, Настя первым делом принялась за наведение порядка. Решение ей предстояло принять непростое, а для этого нужна тщательная подготовка.

Она собрала листы с отпечатанным текстом, сложила их в нужном порядке в аккуратную стопочку. Закрыла словари и английскую книгу, прикрыла машинку пластмассовой крышкой и отодвинула все на край стола, освободив себе рабочее место. Собрала с обеих кроватей разбросанную одежду, повесила ее в шкаф, вытряхнула в урну и тщательно вымыла пепельницу, задернула шторы, выключила настольную лампу. Теперь обстановка в номере стала напоминать ей кабинет на Петровке: все аккуратно, скупо и безлико.

Настя долго стояла под горячим душем, чтобы согреться после прогулки по морозному воздуху, потом завернулась в длинный махровый халат, уселась за стол и занялась делом.

Через некоторое время она с огорчением поняла, что выбора у нее на самом-то деле нет. Либо кто-то боится, что она знает или может выяснить правду об убийстве Алферова, и от нее все равно не отстанут независимо от того, даст она согласие или нет, потому что их цель – заморочить ей голову, запугать или откупиться. Либо этот кто-то действительно нуждается в ней как в аналитике, и, значит, имеет смысл согласиться, потому что речь может идти о серьезном преступлении, и тогда нельзя самоустраниться уже по чисто человеческим соображениям. То есть можно, конечно, но глупо и стыдно. Какая, в конце концов, разница, кто заинтересован в раскрытии преступления: мафия или милиция, важно, что оно тяжкое, что люди, стоящие за ним, опасны, что впереди еще могут быть невинные жертвы. «Не надо путать «вкусовое» и «принципиальное», – говорила себе Настя. – Если я могу быть полезной в обезвреживании опасных преступников и защите их будущих жертв, то я должна сделать все от меня зависящее. Надо только твердо поставить условие, что если с моей помощью этих людей обнаружат, то они не станут жертвами «разборки», а будут переданы в руки правосудия. Да, пожалуй, это и есть главное условие. Хорошо бы еще придумать способ, как добиться его соблюдения».

Настя разорвала на мелкие клочки исчерченные одной ей понятными схемами листы, выбросила их в туалет и легла в постель. Ее слегка знобило то ли от холода, то ли от нервного напряжения. Она вспомнила о звонке Леше и еще раз удивилась своему равнодушию. Трубку сняла женщина и приятным голосом сообщила, что «Алексей Михайлович вышел гулять с собакой». Настя знала, что у ее друга бывают неожиданные всплески страсти, вызванные длинноногими и пышногрудыми яркими красавицами. Вспышки эти длились два-три дня, после чего Леша приезжал к ней и с ужасом рассказывал о том, «какие они все скучные, природа дала им интеллект, а они не умеют им пользоваться», и что она, Настя, единственный человек, с которым он может проводить время. От всех остальных представительниц женского пола Леша уставал через полчаса. Совершенно ясно, что дама с приятным голосом собралась остаться у Лешки на ночь, иначе он совместил бы прогулку с собакой с провожанием гостьи до ближайшей остановки. «Я даже не ревную, – обреченно думала Настя. – Господи, да есть ли у меня вообще какие-то чувства? Ну почему я такая твердокаменная! Неужели я способна ощущать только две вещи: обиду и страх? Аналитическая машина, лишенная нормальных человеческих переживаний».

* * *

Светлана Коломиец и ее ангел-хранитель, маленький Влад, жили на теплой зимней даче Денисова в компании двух охранников. Света наслаждалась дармовым отдыхом, много спала, гуляла по огромному, заросшему деревьями участку. Ей не хотелось ни о чем думать, да и вообще думать она не очень любила.

Владу дали все необходимое, чтобы он чувствовал себя хорошо. Но этот человек в отличие от Светы продолжал тревожиться.