Позже мы выяснили, что США получали основные данные о Восточной Германии средствами электронной разведки, осуществлявшейся из Западного Берлина и Западной Германии. Было довольно странно, что ЦРУ не ленилось посылать некомпетентных агентов, которые везде совали свой нос, когда вся самая ценная информация, за которой они охотились, была в эфире. Но исходя из моего богатого опыта, я убежден, что ни один технический метод сбора материала не может заменить человеческий интеллект и здравый смысл. Можно перехватить телефонный разговор, но без контекста его очень легко неправильно понять; фотография со спутника может показать, где расположены ракетные установки на данный момент, но только надежный источник в военном командовании знает, куда они направлены. Проблема технической разведки состоит в том, что эта информация может лишь сообщить о том, что происходит в данный момент, но не может прогнозировать, что произойдет в будущем. Личные контакты могут дать информацию о планах на будущее, помогут проанализировать политический и военный прогноз, рассмотреть документы и разговоры в соответствующем контексте. Многие офицеры разведки знают, какие горы информации надо просеять, чтобы найти одно ценное зерно. Техническая разведка может позволить найти “два зерна”, но это в три раза увеличило бы гору данных, которую нужно просеивать. Даже если роль технической разведки усилится и заменит то, что раньше делал человек с риском и большими затратами, она никогда не будет полноценной заменой. Только человеческий фактор, а не высокотехнологические ухищрения делает шпионскую службу успешной.
К концу 80-х мы находились в завидном положении, зная, что ни один агент ЦРУ не работает в Восточной Германии, которого мы не перевербовали бы с самого начала. По нашим приказам они передавали американцам тщательно подобранную информацию и дезинформацию. Мы знали это, так как Эдвард Ли Ховард как раз работал в восточногерманском отделе. Он познакомился с Фальконом, после того как того вернули в штаб ЦРУ в Лэнгли и наградили за успешную работу в Восточной Германии. От Фалькона Ховард сумел узнать, что внутри Восточной Германии работают только шесть или семь агентов ЦРУ. Это было подтверждено позже и самим ЦРУ, которое обнаружило после падения Восточной Германии, что всеми его агентами, как оказалось, манипулировало министерство государственной безопасности.
В 1987–1988 годах Ховард, к тому времени житель Москвы, находившийся под защитой КГБ, приезжал в Восточный Берлин и подробно рассказывал своим коллегам из службы иностранной разведки об операциях, проводимых ЦРУ, и приоритетах разведывательной деятельности — во енно-промышленный комплекс и научно-исследовательские институты. Что действительно было для нас новостью, — это откровение Ховарда, что у ЦРУ есть список интересующих его лиц из экономической элиты и ученых ГДР. Если кто-нибудь из них обращался за визой в посольство США, их имена передавались через консульский отдел в США в секретную службу и попадали в банк данных. Во время визита в США, когда бы и где бы ни упоминались эти имена — в телефонном разговоре, в сообщениях по факсу или телексу, власти США записывали и передавали их в ЦРУ для оценки. Восточная Германия имела репутацию страны, где за всеми шпионили и везде устанавливались подслушивающие “жучки”, но из-за технических ограничений мы даже и сравниться не могли с США по этой части.
С точки зрения морали мир разведки, западной или вое точной, — это всегда царство теней. Ее практика зачастую безнравственна, а ее методы — грязны. Принимая это во внимание, мне кажется, что ЦРУ находилось в особенно невыгодном положении, так как было вынуждено принимать участие в некоем демократическом спектакле, требуемом американской конституцией, вне зависимости от того, имеет это отношение к разведке или нет. Ни одна секретная служба не может быть демократичной, и, как бы политики ни желали этого, быть открытой для постоянных проверок и профессионально выполнять свои задачи нельзя. В ЦРУ большую часть времени старшие офицеры тратят на подготовку документов и отчетов для внешнего пользования, всегда помня при этом о возможной реакции прессы и политиков на поданную информацию.
На Востоке мы впадали в другую крайность. Хотя мы и должны были сдавать отчеты и документы верхушке политического руководства, а это означало, что некий формальный надзор за шпионской деятельностью осуществляется, они были слишком поверхностны и уклончивы. Наши политические хозяева были настолько не уверены в своей политической безопасности, что им прежде всего нужны были материалы о потенциальной угрозе их положению, их вовсе не интересовало, как эти материалы были получены. Эрих Хонеккер иногда сообщал своим западногерманским политическим деятелям, чье доверие он стремился завоевать, что он строго-настрого приказал не следить за ними. Когда же он возвращался домой, то набрасывался на отчеты разведывательной службы, тщательно их изучал и всегда говорил, что ему требуется более обширная информация.