Игра на деньги

Гарри отнес свои новые акции в банк и взял кредит под их залог. Его выступления имели огромный резонанс. Гарри проповедовал, и люди верили. Они были тотально зачарованы этим Биллом Грэмом финансового мира. Я однажды был в зале, где Гарри держал речь, и люди вставали с мест, чтобы прикоснуться хотя бы к его рукаву. Они решили, что если они услышат хоть несколько слов из уст самого учителя, то они тут же обзаведутся акциями, которые навсегда переменят их жизнь, позволят пристроить маму в приличный дом престарелых, выправить зубы детям, бросить работу, поменять работу, жениться, развестись и вообще обзавестись тем, что душа пожелает. Все было в пределах досягаемости, если только они сделают чуть-чуть денег на фондовой бирже.

Каждые пару дней, а то и каждый день, Гарри суммировал рост своего портфеля, ценность всех его акций, вычитая из этой суммы деньги, которые он должен был банку. Банк был телом айсберга, но вершина ледяной горы росла и росла. Гарри спрашивал свой калькулятор: «Кто самый умный на нашей улице?» И калькулятор отвечал: «$900000». Однажды вечером Гарри позвонил мне: калькулятор сказал, что у него уже $992 000. «Завтра около пол-одиннадцатого утра, если рынок будет вести себя как надо, я стану миллионером», — сказал он. Гарри повторил это несколько раз нежным голосом: «Миллион долларов, миллион долларов, миллион долларов…»

В полдень следующего дня Гарри на такси поехал к Данхиллу, где с него сняли мерку для парочки костюмов с настоящими дырками для пуговиц на рукавах. Потом он поехал в «Дж. С. Инксип» и купил каштанового цвета «роллс-ройс» с баром перед задним сиденьем, а в придачу к машине тут же, как джинн из бутылки, появился венгр, бывший и шофером, и лакеем. На водительской дверце «роллс-ройса» красовались инициалы Гарри, закодированные морским кодом, — маленькие сигнальные флажки. Закоренелым яхтсменом Гарри никогда не был, но однажды летом прошел тренировку в яхт-клубе. Теперь он обзавелся шикарным пятнадцатиметровым катером. Он переехал из Вест Виллидж в кооператив на Пятой авеню, и группка гомиков-декораторов самого скандального вида превратила квартиру в подобие PR-агентства на Парк авеню, с обязательными стеклом, хромом, стульями из Барселоны и африканскими масками. А к машине, квартире и яхте стекался нескончаемый поток девиц: стюардесс, медсестер, социологов и актрис. Иногда казалось, что каждая молодая женщина, прибывающая из Европы, просто обязана появиться у Гарри, чтобы проставить въездную визу. В общем, Евангелие по Хью Хефнеру.

В Америке существует миф, что деньги губят людей, что людям куда как лучше было бы сидеть дома в Индиане, с настоящим простым народом, радостно болеющим за команду своей школы на воскресном баскетбольном матче. Епископ Лоуренс понимал эту проблему иначе. Он был пастором Дж. П. Моргана, и по воскресеньям он обычно смотрел вниз, на сидевших в аудитории магнатов с Уолл-стрит, каждый на своем индивидуальном ряду, — и говорил примерно следующее: «Благочестие идет рука об руку с богатством; лишь к добродетельному человеку приходит награда. Материальное процветание делает наш народ мягче, радостнее, альтруистичнее — оно делает нас христианами». Конечно, современный историк только усмехнется, потому что именно это и хотели слышать от епископа ребята, сидевшие на индивидуальных рядах: епископальное воскресное служение, разбавленное проповедью кальвинистского спасения и Веры, основанной на Цене Закрытия Биржи. Каких-то людей деньги, наверное, портили, но в случае с Гарри все произошло именно так, как и учил епископ Лоуренс: он стал мягче, радостнее и альтруистичнее. Он всегда испытывал сочувствие ко всем нуждавшимся и теперь раздавал деньги художникам, которых знал еще живя в Виллидж, раздавал без всяких для них обязательств, знай твори и дальше. Он даже основал фонд в поддержку искусств.

Все инженеры, работавшие над какими-то тетронными загогулинами в RCA, «Сильвании» и «Дженерал Электрик», слетались в отделанную хромом квартиру Гарри и рассказывали ему обо всех новшествах. Венгр-шофер сервировал им коктейли, а стюардессы последнего призыва бродили среди свежеприобретенных шедевров в его коллекции картин. И Гарри начал думать: а почему бы ни поддержать этих инженеров, почему бы ни основать парочку маленьких симпатичных компаний, а потом не выпустить на рынок их акции и быть магнатом, как Джон Лоеб или Чарли Аллен, а не просто жалким охотником за удачей? В конце концов, дело-то ведь не в деньгах, не во втором или третьем миллионе. Для фирмы, в которой он работал, Гарри был всего лишь служащим, получавшим $12000 в год за работу на финансовом игорном столе, а Гарри хотел быть кем-то: отцом-основателем какой-нибудь отрасли промышленности, государственным деятелем, оратором, а, может быть, и предметом небольшого абзаца в «Кто есть Кто». Гарри давал деньги нуждавшимся инженерам и становился акционером в новорожденных компаниях.