Игра на эшафоте

Девчонка прибыла через пять минут и, надо заметить, приступила к делу без лишних вопросов. На все просьбы Айвариха о признании первого брака и отмене второго он за месяцы переписки с пантеархом получил лишь обещания, отмазки да напоминания о нерушимости церковных уз и традиций. Словоблуды хреновы! А стоило ему приступить к делу, как тут же прислали ему письма с просьбой принять послов. Они думают, что заставят его отступить? Ладно, разрешение он дал, и вот послы здесь – теперь им придётся слушать его ответы, и эти ответы им не понравятся.

– Мы понимаем обеспокоенность святого престола, но пантеарх отверг все наши попытки мирно урегулировать сей крайне важный для нас и нашей страны вопрос. Если Его Святейшество пересмотрит решение, мы без труда устраним наши разногласия… – Айварих оборвал речь, давая Мае возможность перевести.

Мая переводила быстро, чётко, довольно красивым голосом. Было видно, что язык она знает, да и посол недовольно хмурился, чего и следовало ожидать. Айварих ждал, когда Мая закончит, и вдруг поймал себя на мысли, что хочет слушать её без конца. Опять она одета слишком просто – в закрытое коричневое платье поверх белой рубашки. Образ с портрета вспыхнул в памяти короля. Он представил её в том тонком платье, которое так легко сорвать. Да и в постели какая разница, во что она одета?

Мая повернулась к нему, посмотрела прямо в глаза – Айварих вздрогнул. Кажется, нужно что-то сказать послам, а у него уже стоит. Он с трудом заставил себя дослушать перевод и попытался сформулировать ответ:

– Передайте Его Святейшеству, что…

Мая отвернулась к послам и негромко заговорила. Её голос отдавался под сводами тронного зала, Айварих снова заслушался. Она ни разу не запнулась, ей не составило труда подобрать нужные слова; её бесстрастный, спокойный тон сглаживал, наверное, неприятные оттенки речи Айвариха. Новая переводчица, решил король, ему нравится. Где были его глаза всё это время? Тория это хорошо! Тория и Мая в два раза лучше!

***

Самайя едва доползла до своей комнаты и бросилась на кровать. Ноги дрожали мелкой дрожью, руки тряслись, её колотило как от лихорадки. Когда за ней пришли по приказу короля, она не успела испугаться, потом ей пришлось переводить речи короля и ответы послов. Она не запомнила ни слова, зато не могла отделаться от мысли, что король не оставит её в покое. Что делать?

Она обвела глазами комнату, словно пытаясь найти решение. Кровать находилась в стенной нише и обычно прикрывалась балдахином – сейчас полог был откинут. Слуги зажгли свечи на высоких канделябрах, они освещали потухший камин, две картины на стенах, икону в углу, деревянный сундук с красивой резьбой, мозаику на полу из коричневых, белых, чёрных и голубых квадратов, стол с кувшином воды, букетом цветов в вазочке и раскрытой книгой на подставке. Решения она не нашла, хотя немного успокоилась от вида знакомых вещей и красок. Она встала, вынула дневник из сундука и села за стол.

За то время, что Самайя провела в Нортхеде, она держалась от мужчин подальше, общаясь накоротке только с Риком. Странно: невзирая на красоту Рика, он не вызывал в ней никаких пылких чувств. Никто не вызывал в ней пылких чувств. Если бы перед ней оказался Дайрус, она предпочла бы больше не оказываться в его постели. Когда они с принцем познакомились, она была сама не своя, ничего не помнила и искала утешения, искала того, кто защитит её от грубого мира; теперь она – племянница богатого человека, состоит фрейлиной при дворе, знает хитрые приёмы борьбы с насильниками. Дим долго доказывал ей, что в его стране многие женщины дерутся не хуже мужчин. Она в итоге взялась за «учёбу», но не драться же ей с королём?

Благодаря дневнику она разобралась, почему приняла Дайруса в постель; с этим пришло понимание, что любовь тут ни при чём. Она с содроганием вспоминала его прикосновения, поцелуи и всё, что происходило в постели дальше.

Живя во дворце, Самайя прекрасно видела, что и мужчины, и женщины порой не скрывают отношений; некоторые молоденькие девушки вели себя слишком вызывающе и со знанием дела. Похоть витала в воздухе: в открытых нарядах, в объятиях во время танцев, во взглядах и полунамёках, в записках и прикосновениях – от неё некуда было деться. Самайя не хотела, чтобы мужчины обращали на неё внимание, одевалась скромно, вела себя тише воды, ниже травы.

Глядя на её поведение, Энгус Краск морщился и твердил, что грех прятать такую красоту. Дядя вторил ему, когда приезжал в Нортхед, намекая, что хочет продолжения рода. К счастью, Сайрон Бадл прямо о браке ни разу не говорил, хотя она уже взрослая – её сверстницы успели не только выйти замуж, но и детей родить. Что если он всё-таки найдёт ей мужа? Мысль о браке и постели вызывала желание сбежать подальше. Пока ей удавалось сбежать в комнаты королевы, однако от короля в его дворце не убежишь. Что же делать? Пожалуй, надо признаться дяде, что у неё не будет детей – Дим сказал это ей ещё в Арпене. Она успела смириться, так почему бы не извлечь из этого выгоду?

***