Игра на одевание

Звуки кофейни в голове Миль стихли. Девушка в гриме зомби и короткой советской форме стала маленькой. С выгоревшими русыми волосами, заплетенными в косички, и ядовито-зелеными бантиками на плечах. Она сидела, боясь шевелиться, как на уроке. Покорно положив руки на колени под колючей шерстяной формой и накрахмаленным белым фартуком в кружевах.

Откуда-то через тридцать лет донеслось:

– Еще раз сыграем этот этюд – и пойдешь домой. Тебя ведь встречают?

– Нет. Мама болеет и не пришла.

– На самом деле она просто грызет дома семечки, курит и читает детектив, – машинально поправила Миль, будто слушала ответ студентки на занятии. Потом отступила в угол, запуталась в развешанной там искусственной паутине и уронила два пластмассовых скелета у стены.

– Может, вы с этим Остряком знакомы? – выкрикнул парень в костюме Вульфи.

– С детства, – сально добавил мужчина в костюме Пеннивайза, сидевший за Гришей.

Миль с затравленным видом осела у стены.

– Рот закрой! – повернулся к нему Долгов.

– Научи меня! – Клоун поднялся со стула и оказался огромным, плечистым детиной, вместе с которым поднялись спутники в костюмах Арлекина и Пьеро.

– Мы поддерживаем Корсарову, – мрачно проговорил Пьеро.

– И тебя научим, – подступил к Грише Арлекин.

Сквозь пелену Анна Миль видела, как Гришу стащили со стула. Как Костя бросился к нему на помощь, но его отшвырнули. Как совсем бледного Сеню толкнули и он упал, не в силах подняться. Как Вику, обозвавшую Пеннивайза, схватили за руку так, что она закричала.

Оказавшийся рядом и схвативший парня так, что он отпустил девушку, Гуров уже хотел звонить Юдину, чтобы тот появился в кофейне вместе с вооруженной группой. Однако все звуки в зале вдруг заглушил голос Миль, с каждым звуком обретавший силу и глубину.

Анна Игоревна вновь стояла на месте спикера. Тонкая, прямая, полная какой-то предсмертной решимости, она обращалась ко всем сразу, будто бросая вызов кому-то невидимому в толпе.

– Шифр Зодиака ничего не скажет про Остряка. Но я знаю, кто он такой.

Спорящие замерли. Гриша обнял Вику.

– Я знаю, что он за человек и чего хочет.

Все в кофейне, как зачарованные, повернулись к ней.

– Убийцу выдает кажущийся ему пугающим и оригинальным, – продолжала Миль, – псевдоним.

В Coffee 3 стало пугающе тихо. Все расселись по своим местам. Миль прошла вдоль стены с монитором, как перед доской в университетской аудитории.

– Это простенький каламбур, основанный на совмещении двух словарных значений слова «острый». Прямого – «отточенный, хорошо режущий, колющий». И переносного – «отличающийся остроумием». Первое отражает почерк убийцы. Он пытает жертв холодным оружием. Второе – то, что маньяк считает своей сильной стороной. Чем гордится. И планирует нас удивить.

Гуров, как и многие в зале, достал телефон и начал трансляцию в чат опергруппы.

«Во дает!» – почти сразу написал Крячко.

– Но его желанию поразить нас… – Миль сжала руку в кулак и воспроизвела движение маньяка из фильма «Крик».

В зале раздался сначала несмелый, а потом громкий и дружный смех.

Анна улыбнулась:

– Видите? Создавать каламбуры в стиле Остряка может каждый. А вот его мечте в отношении нас не суждено сбыться. У него шаблонное прозвище. Свои зверства в псевдонимах воплощали британец Джек-потрошитель и американец Деннис Рейдер, BTK. Jack the Ripper.

Гуров заметил, что члены семинара «Слово трикстера» светятся от гордости за своего научного руководителя.

– Именно так подписавший письмо в полицию своим прозвищем подчеркивал, что вскрывает тела жертв, вынимает внутренности. Рейдер использовал аббревиатуру от глаголов bind, torture и kill – связать, пытать и убить. Оба отождествляли себя с методом. Видимо, Остряк читал о них и от недалекости подражает им.

– Почему им, Анна Игоревна? – спросил Мухин без намека на паясничанье и прежнюю спесь.

– Потому что хочет «привилегий» известного серийного убийцы. Славы. Медийности. Возможности держать в страхе города, побережья и страны. «Тюремных» жен, как у Теда Банди, Лоуренса Биттейкера и Сергея Ткачаславы. Здесь амбиции приходят в конфликт с возможностями самой личности. Хочется многого, но набор ментальных и, следовательно, языковых инструментов скуден.

Анна сделала глоток кофе из чашки, которую перед ней почтительно поставила похожая на Брунгильду бариста.

– Почему он убивает женщин? – спросила она у Миль.

– Чтобы обладать ими. Мир серийников – Кощеево царство, территория смерти, загробный мир. На средневековом карнавале духовное и телесное, божественное и низкое, королевское и шутовское менялись местами на короткое время перед Великим постом. «Карнавал» и есть «прощай, мясо!», carnis, vale! У серийных убийц ориентиры жизни и смерти, представления о живом-предметном перепутаны навсегда. Они не видят разницы между, скажем, соседским ребенком и пластиковым пупсом. Терзая одно и другое, они доводят до абсолюта идею подчинения, получая сексуальное удовлетворение в момент агонии жертвы. BTK даже называл жертв «целями». Личное удовольствие – единственное, для чего эти десять человек, в его представлении, были нужны.